Неудобные люди

Соседи разошлись, а в конце коридора, где уже заканчивался этот черный коридор и начиналась простая тьма, Дима увидел Элли. Она ходила, слепая, тыкаясь носом в невидимые углы, и не могла найти дорогу, и уходила всё дальше. Вслед за ней тянулась тонкая нитка, и на другом конце этой нитки появилась женщина. Высокая, на высоких каблуках, в длинном сером платье, шла медленно, за шагом шаг, каждое прикосновение туфель о кирпич отдавалось гулким звуком, проходившим волной, а на лбу у нее были копыта. Вздернув подбородок и посмотрев на Диму вполоборота, она прошла дальше и скрылась вместе с Элли.

* * *

Макс не узнавал свое лицо. В зеркале отражалось не его, чье-то чужое бордово-синее пятнистое лицо, и смотрело оно с таким отчаяньем и ненавистью, на которые Макс был не способен. Так ему казалось.

Вчера он вышел из комнаты ночью, когда уже и мать, и ублюдок спали. В кухне на столе он увидел склянку зеленки и вату – видно, мать втихаря положила. Зеленкой мазать не стал, нашел в полупустой домашней аптечке перекись и протер ссадины. Еще стояла тарелка жидкого супа. Его он съел, казалось, за несколько секунд, и еще казалось, что ничего вкуснее в его жизни не было.

Сейчас он стоял в школьном туалете и не узнавал себя в отражении. В зеркале он увидел, как вроде бы ополаскивает лицо, и почувствовал холод от воды и боль разбуженных ссадин. Дверь в туалет открылась, впустив его одноклассника. Тот брезгливо посмотрел на Макса, развернулся и вышел. Ну конечно.

Макс вышел в коридор. До этого отсидел четыре урока, и все на него косились, а на переменах обходили за несколько метров и косились, конечно, тоже. За партой он теперь сидел один. В каждом кабинете прибавилось по парте. Оперативно. И где только достали в таком количестве. Попросили трудовика, а тот: Можно мне двоих мальчиков на минуту, только не того, конечно, – и подняли парты из какой-нибудь кладовой, подвала?

Он спустился на первый этаж – через толкание в плечо от одиннадцатиклассника, местной футбольной звезды, – и прошел в холл. Отсидел четыре урока и больше в этом серпентарии находиться не хотел. Уже был у входных дверей. В этот момент в школу вошла женщина. Присмотревшись, Макс узнал маму Крис. Где, кстати, Крис, эта сука? Сегодня ее не было.

– Здра-авствуйте, Анастасия Александровна, – протянул он, вежливо, но ехидно улыбаясь.

– О, – та немного растерялась. – Привет.

– Как ваши дела?

– Да… нормально. Вот к Кларе Леонидовне иду.

– А-а, ну понятно.

Женщина вроде бы собиралась пройти дальше, но вернула занесенную для шага ногу в сандалии обратно:

– Что у тебя с лицом?

Отступила от Макса на несколько шагов и смотрела с подозрением и легкой брезгливостью.

– Это? Да так, хорошие люди постарались. Знаете же, мир полон хороших людей.

– Мм, ну да. Ужас какой. Ну, я пойду, – удовольствия от диалога она явно не получала. Но Максу на это уже было плевать.

– Да вы не переживайте, заживет. Кста-ати, хотите, я вам кое-что расскажу? Это о-очень интересно, – улыбаться было больно, но Макс улыбался во всю широту разбитых губ.

Вот и тебе, дорогая Крис, ответочка.

Странно спокойная, немного отрешенная (доведенная, перерезанная), Настя заходила в школу дочери. Спокойствие было вымученным, исстрадавшимся и как бы говорило, что хуже ничего быть не может, этот день повернулся к ней всеми сторонами, и с каждой было по заднице, показал все свои бреши с гнилыми потрохами и уже удивить не мог. И тем более не могла, не могла удивить Настю чертова Клара Леонидовна – уровень не тот.

Чертова Клара Леонидовна, в каждой бочке затычка и сама как бочка, лезет, мозги выносит, личной жизни никакой, всем жизнь портит, а у Насти своего личного – горы.

Настя почти дошла до коридора, но ее окликнули:

– Здра-авствуйте, Анастасия Александровна, – протянул высокий мальчишеский голос сзади. Настя обернулась и увидела парня, не сразу его узнала. Лицо того украшала россыпь ужаса – кровоподтеки и бугристые корки. Присмотревшись, Настя узнала Макса, дружка Крис.

– О, – Настя старалась не выдать смущения. – Привет.

– Как ваши дела?

– Да… нормально. Вот к Кларе Леонидовне иду.

– А-а, ну понятно. – Он как будто усмехался, Насте не нравился его тон.

Хотела поскорее от него отделаться, даже уже собралась это сделать, но его лицо…

– Что у тебя с лицом?

– Это? Да так, хорошие люди постарались. Знаете же, мир полон хороших людей.

– Мм, ну да. Ужас какой. – Насте даже стало жутковато. Это его избили за то, что он?.. Но ведь он еще ребенок… Или не из-за этого? Ладно, Настя ему не мать (слава богу, а то не хватало еще). – Ну, я пойду.

– Да вы не переживайте, заживет. Кста-ати, хотите, я вам кое-что расскажу? Это о-очень интересно. – Макс странно улыбнулся, как в Настином детстве улыбались мальчишки перед тем, как сделать какую-нибудь гадость – налить грязи в сумку или отрезать косички.

– Что такое?

Сощуренными заплывшими глазами – неровными прорезями – парень смотрел на Настю.

– У вашего мужа роман.

– Что… – Настя не сразу поняла.