Невечная мерзлота

—      Ты, мастер, не того, — опять этот зануда Бирю­ков. — Ты, мастер, сильно не тяни, мы, конечно, не такие ученые, вот тебя к нам для науки и приставили. А тебя при сварке не было, лапти готовые, не жалаете приме­рить?

—      Всем тогда плети, чего уж, — ответил ему Ала- тарцев.

Буровая догорала. Обвалились брусья и доски обшив­ки, черные, сплошной уголь, похожий на автомобильный протектор; дотла выгорел деревянный пол пены. Щит с пусковой установкой, контрольно-измерительные приборы просто исчезли, их будто никогда и не было. Корежились шланги гидравлических насосов, на глазах изгибались, потрескивая, трубы... И тут, в наступающей тишине, в ночном морозном воздухе послышался рокот мотора.

Лунев обернулся к засветившемуся от фар лесу. Трактор почему-то вызвал у него испуг.

—      Генка вернулся!

Приехавший с керновыми ящиками Гена Заливако выскочил из кабины па гусеницу, ахнул, подхватился было — и резко затормозил себя, видя безучастные позы ребят.

—      Не может бы-ы-ыть!

—      В нашей жизни все может быть. Все! — отрезал Постнов.

—      Премию на всех или пополам — бурмастеру и бригадиру?

И вдруг кто-то захохотал. Смех подхватили. Бригада хохотала, не в силах остановиться.

...Через полтора часа вышка догорела вчистую. Бу­ровой не стало.

—      Попробуй теперь докажи, что огнетушители при сорока градусах только шипят, — подумал вслух Мотовилов. Хороший огнетушитель был дефицитом в этих местах, пенные же отказывали при сильном морозе.

— Радировать надо, — сказал мастер, доставая кобу­ру с «Каратом».

—      Погоди, — остановил его Постнов. — Утро вечера мудренее.

«На что он надеется? На что тут еще можно надеять­ся?!» — раздумывал Лунев и медлил с рацией, пока на­конец вообще не отложил ее в сторону. Но то, что у брига­дира есть, кажется, какая-то надежда, приободрило его. Они вернулись в уцелевший спальный балок и теперь си­дели за длинным столом на козлах. За этим столом обе­дали, играли в домино, расписывались в ведомости, про­водили собрания, стояла на нем иногда и выпивка — этот стол был центром жизни бригады. Постнов спросил, были ли в жизни Лунева пожары. Нет, пожаров у него пока не было, ну, видел, дом тушили...

— А у меня были. Помню, профтехучилище горело. Страшное дело. Да-а. Один заикой стал, как увидел, что мы с третьего этажа в снег сигаем в чем спали. Из окон языки огня аж на крышу, метров на шесть. Бездымно го­рело! — дерево старое, просушенное.

Поджег кто-то, — сказал из темноты голос Алатарцева.

—      Наверно. Да не нашли виновника. Перед на­ми тогда вопрос так стоял: прыгнешь — может, расши­бешься, может, жив останешься. Прыгнул — и живу вот.

Постнов мало рассказывал бригаде о себе, так уж устроен был, а если рассказывал, то шутливо, и не понять, быль или выдумка. Лунев догадывался, что несвойствен­ная бригадиру разговорчивость появилась неспроста, Эдик или отвлекает от тягостных мыслей, или, рассказывая, об­думывает какой-то план. Рабочие в ответ принялись рас­сказывать свое — пережитое, виденное, слышанное, пре­увеличенное. «Погоди, утро вечера мудренее... Прыг­нешь — может, расшибешься, может, жив останешься... Прыгнул и живу вот», — Лунев никак не мог отделаться от этих слов: может, бригадир на что-то намекает ему?

Эдуард действительно размышлял, пока рассказывал, размышлял быстро и хладнокровно. Будь в балке свет, Лунев и бригада немало поразились бы: бригадир глядел исподлобья, весь сгруппировался будто для прыжка.

«Сергееву сказать: восстановим, дай время. Ну, помо­ги, чем можешь! Мужик он крепкий, надежный. Ска­жет — сделает, без дураков. Значит, все теперь от него зависит. А не пойдет Сергеев на это — тогда кранты».

И еще Постнов готовился к разговору со следова­телем.

Виктор не спал всю ночь. Он пришел в себя много позднее, чем бригадир. Сидел в темном балке, не слыша затухающих и снова вспыхивающих разговоров бригады об одном и том же, одном и том же, и силился разобрать­ся. «Пожар случился по вине сварщика!» — сформулиро­валась четкая мысль.

Сразу вспомнился простолицый, старательный пар­нишка Стрельников, который говорил ему, ровеснику, «вы».

«Но мастер должен был находиться на буровой в мо­мент сварки, тут зануда Бирюков прав. Буровая — объект повышенной опасности». А мастер при сварке не присут­ствовал. Поди объясни теперь, какими делами был занят. Особенно если они уже сейчас кажутся мелкими, неваж­ными, ненужными. Лунев представил, как перечисляет па следствия: выписал продукты, отправил САК и трак­ториста, ждал рабочих из отгулов, искал транспорт...

«Но виновата и бригада, бригадир», — приходила на помощь еще одна соломинка, и он скрежетнул зубами на свою слабость: ведь цепляешься, цепляешься за нее, сукин сын, виновных в пару себе ищешь!

А в самом деле: плохо подготовили место сварки, яетщателыю осмотрели потом, не охладили, положившись на мороз. Обтирочная ветошь за бортом пены тлела, пока не разгорелась открытым пламенем. Значит, виноваты все: и сварщик («погоди-ка, погоди, оп-то при чем? Ведь при нем же не загорелось!»), нет, и сварщик, и каж­дый член бригады, п он, Виктор Лунев.