— Но потом ты злился, потому что мы с отцом не обращали на тебя внимания, и уходил куда-то один, бормоча о самых странных вещах.
Он кивает и довольно вздыхает. — Знаю, ты никогда не поверишь, но я всегда говорю:
— О, дорогой. Думаю, он любит нас одинаково.
Вернувшись в комнату, я достала ноутбук, раздумывая, не стащить ли мне Wi-Fi чип с чьего-нибудь телефона. Я немного повозилась, написав гибкий скрипт для сканирования серверов оборотней, которыми мне, возможно, никогда не удастся воспользоваться. Как всегда во время программирования, я потеряла счёт времени. Когда я отрываю взгляд от клавиатуры, луна высоко, в комнате темно, и передо мной стоит маленькое, жуткое существо. Оно было одето в леггинсы с совами и шифоновую пачку, и смотрело на меня, как призрак минувшего Рождества.
Я взвизгнула.
— Привет.
— Привет.
Я хватаюсь за грудь. — Какого
— Ты играешь?
— Я… — я бросаю взгляд на свой ноутбук. Сказать: «Похоже, я создаю схему управления и обработки» было бы совсем не к месту. — Ага. Как ты сюда попала?
— Ты всегда задаёшь одни и те же вопросы.
— А
Она указывает на окно. С хмурым видом я подхожу к нему и, опираясь на подоконник, выглядываю наружу. Раньше я уже осматривала его в своих отчаянных поисках возможности несанкционированного шпионажа. Спальни находятся на втором этаже, и я несколько раз проверяла, смогу ли я спуститься вниз (нет, если только меня не укусит радиоактивный паук, и у меня не появятся присоски на пальцах) или спрыгнуть (не сломав при этом шею). Мне никогда не приходило в голову посмотреть… вверх.
— Через крышу? — спрашиваю я.
— Да. У меня забрали ключ.
— Твой брат знает, что ты лазаешь по крыше, как обезьяна-паук?
Она пожимает плечами. Я тоже пожимаю плечами и возвращаюсь к кровати. Не то чтобы я собиралась настучать на неё. — А что это? — спрашивает она.
— Что?
— Обезьяна-паук. Это паук, который выглядит как обезьяна, или обезьяна, которая выглядит как паук?
— Мм, не уверена. Дай-ка я загуглю и… — я кладу ноутбук на колени, а потом вспоминаю о ситуации с Wi-Fi. — Блять.
— Это плохое слово, — говорит Ана, хихикая восторженно и заразительно, отчего я чувствую себя гением импровизации. Она приятная компания. — Как тебя зовут?
— Как тебя зовут?
— Мизери.
— Мирези.
— Мизери.
— Да. Мирези.
— Это не… но ладно.
— Можно поиграть с тобой? — она с жадностью смотрит на мой ноутбук.
— Нет.
Её красивые губки обиженно изогнулись. — Почему?
— Потому что. — Во что мы вообще будем играть? В деление столбиком?
— Алекс разрешает мне играть.
— Алекс? Тот блондин? — я не видела его с того инцидента с Максом. Предполагаю, это записали как «произошло под его присмотром», и его убрали из ротации тюремщиков.
— Да. Мы угоняем машины и общаемся с красивыми девушками. Но Алекс говорит, что Джуно не должна знать.
— Ты играешь в «Grand Theft Auto» с Алексом?
Она пожимает плечами.
— Это разве подходит для… трёхлетней?
— Мне семь, — гордо заявила она, при этом подняв шесть пальцев.
Я решила закрыть на это глаза. — Не буду лгать, я очень горжусь, что попала в диапазон твоего возраста.
Ещё одно пожимание плечами — похоже, это её стандартный ответ. Честно говоря, это очень похоже на меня. Она устраивается на кровати рядом со мной, и я на мгновение испугалась, что она может описаться. У неё есть подгузник? Она приучена к туалету? Может, мне её ещё и отрыгнуть?
— Я хочу поиграть, — повторяет она. Я не мягкотелая. Прожив первые восемнадцать лет своей жизни, подчиняясь длинному списку весьма неопределённых ожиданий других, я отточила напористость. У меня нет проблем с тем, чтобы сказать твёрдое, окончательное «нет» и больше никогда не возвращаться к просьбе. Поэтому, должно быть, у меня действительно серьёзное поражение мозга, когда вздыхаю, открываю свой редактор и быстро пишу на JavaScript игру, похожую на «Змейку».
— Она образо… Образова…? — спрашивает она, после того как я объяснила, как в неё играть.
— Образовательная.
— Джуно говорит, что важно, чтобы игры были образова…
— Не знаю, образовательная ли она, но по крайней мере, в ней не совершается никаких серьёзных преступлений.
В том, как она мягко и доверчиво прижимается ко мне, есть что-то обезоруживающее, словно наши народы последние пару столетий не охотились друг на друга ради развлечения. Её язычок высовывается между зубов, когда она пытается схватить яблоки, и когда тёмная прядь волос падает ей на правый глаз, я ловлю себя на том, что мои пальцы зависли прямо там, с желанием заправить её за ухо.
— Блин, — бормочу я, отдёргивая руку.
— Что?