— У него было тяжелое детство. Гораздо более грубое, чем должно быть у невинного ребенка, и именно это сформировало его в того безжалостного человека, которым он является сейчас. — Она глубоко вздохнула. — Я не пытаюсь оправдать те ужасные вещи, которые он совершил, все равно ни у кого нет чистых рук. Я лишь хочу сказать, что посмотри глубже, чем на поверхность, и, возможно, ты увидишь тот самый лучик солнца за облаками.
После самого неожиданного разговора с Ниной на кухне остаток дня пролетает как в тумане, и каждая секунда рождает все новые и новые вопросы, грызущие мою голову. Любопытство на пике.
Я стремлюсь узнать о детстве Алексея больше, чем Нина готова рассказать. Вдали от бдительных взглядов его людей я брожу по особняку, насколько позволяют ноги, заглядывая в пустые комнаты в поисках полезных альбомов или чего-нибудь еще, что позволило бы заглянуть в его прошлое.
Все попытки оказываются тщетными.
К сумеркам я изнемогаю, устаю и схожу с ума от скуки.
Приняв теплую ванну, я спускаюсь вниз, и Нина ставит поднос с чаем и специальным печеньем, а я позволяю своим мыслям блуждать в поисках того, что может происходить за стенами особняка. Эти мысли длятся недолго. Не прошло и минуты, как дверь распахивается, впуская легкий порыв прохладного воздуха, и на порог выходит фигура с темным силуэтом.
Темные волосы, широкая грудь и взъерошенные волосы. И темные глаза. Темнее, чем я когда-либо видела их раньше.
Единственный источник света в гостиной — серебристый лунный свет, проникающий сквозь шторы, но даже он не помогает разглядеть жуткую картину, представшую передо мной. Он выглядит как что-то из фильма ужасов. Забыв про чай и печенье, я практически вскакиваю с дивана и с замиранием сердца смотрю, как он направляется ко мне. В голове звучит голос Нины.
— …Босс — неплохой человек.
Меня трясет. У хорошего человека кровь на рубашке и обещание смерти в глазах. Это один из тех случаев, когда он заставляет волосы вставать дыбом на моей коже и каким-то образом умудряется заставить меня забыть обо всем остальном.
Он раскидывает руки, подходит ближе, я вдыхаю аромат крови и пота, а он пытается обхватить меня руками.
— Я скучал по тебе. — Темнота в его голосе урчит в глубине его горла, когда он притягивает меня к себе. Этого звука достаточно, чтобы запорхали бабочки в моем животе и пальцы ног запорхали по ковру. Вот только этого не происходит.
Я не могу сосредоточиться ни на чем другом. На его рубашке кровь.
Вздрогнув, я отстраняю его сильные пальцы от своей талии и делаю большой шаг в сторону, создавая достаточное расстояние, чтобы заставить его брови подняться. Мои глаза переходят на густое красное пятно на его рубашке, и он следит за моим взглядом.
Брови поднимаются еще выше, а затем он глубоко хмурится. Не говоря ни слова, он отходит от меня и направляется вверх по лестнице.
Я ступаю по полу, стараясь заглушить миллион голосов в своей голове, кричащих о том, как я не права, сделав предположение. Что, если он ранен? Что, если на рубашке была его кровь? Это возможно, и я могла бы спросить. Но это Алексей Вадимов, и не зря он носит титул «Дьявол Нью-Йорка». Не может быть, чтобы эта кровь была его, не с такими теплыми руками, как у него, и огненным пламенем в глазах.
Тяжелые шаги раздаются в тишине гостиной, и я бросаюсь к лестнице. Мерцающие капельки воды на его волосах образуют узкую дорожку за ухом и исчезают в рубашке.
Теперь он выглядит нормально и сексуально, как модель в рекламе ванной комнаты, и это не помогает ему пахнуть весенним мылом.
Голоса в моей голове становятся все громче, и я понимаю, что они не умолкнут, пока я не озвучу вопрос. Набравшись храбрости, я подхожу к нему, сверкая глазами, как будто это хоть как-то влияет на высокого мужчину.
— Это была не твоя кровь. — Это не вопрос.
Он засовывает руки в карманы, качает головой и пристально смотрит на меня.
— Нет. Это была не моя кровь.
— Я так и знала!
Призрак сексуальной улыбки изгибает его губы вверх.
— И ты счастлива, потому что?
— Счастлива, говоришь? — Я толкаю его в грудь острым пальцем. Нет нужды говорить, что такие мужчины, как Алексей, не любят, когда их толкают. Улыбка исчезает так же быстро, как и вспышка. Он хватает меня за запястья и подтаскивает ближе. Достаточно близко, чтобы увидеть гневную бурю в его глазах.
— Какого черта ты делаешь, а? Крови ведь больше нет?
Я не поддаюсь запугиванию. Я стою на своем.
— И от этого все вдруг стало лучше? Если это была не твоя кровь, то точно чья-то другая. И это была твоя рубашка. Как по мне, так это не очень хорошо звучит и выглядит. Не хочешь объяснить, что произошло?
Притянув меня еще ближе, он поджимает челюсть, и мне кажется, что в его глазах мелькнула боль.
— Девушка умерла, и я не смог ее спасти.
Он отпускает меня, и я не могу понять, что пугает меня больше. Отсутствие контакта или информация.
— Что… — Я моргаю. — Какая девушка?