— А что же знахарку не позвали? Ведь поди есть тут целители умелые, — оторопела Влада.
— Ты же тоже кудесница. Зачем нам чужие глаза? — тут же возразила княгиня. — Попробуй ты унять боли, а коли не получится, позовём местную бабку.
Влада сглотнула — неловко стало, что Митрица удостоила её позаботиться о своей снохе. Пройдя к Любомиле, опустилась на краешек деревянного настила, застеленного периной мягкой. Княжна была переодета на ночёвку в просторную рубаху и, простоволосая, выглядела как девочка-подлеток. Однако на лице вымученная улыбка, и глаза уставшие.
— Не волнуйся, чародейка. Бывало не раз со мной такое, — утешила она скорее себя, нежели Владу. Видимо, давно мучается.
— Могу я…
— Спрашиваешь ещё, — оборвала Любомила.
Влада протянула руку, положив ладонь на место чуть выше живота. Мгновенно погрузилась она в поток тёплой золотистой реки, такой приятной и тягучей, не имеющий ни холодных родников, ни острых подводных камней, не спадов и подъёмов. Только небольшой затор, который был и причиной боли, застой руды. А ещё... Ещё светящийся клубочек, сердце которого билось чаще, нежели у матери.
— Двигаться тебе нужно побольше, — сказала Влада улыбаясь.
Хоть не имела Влада в том опыта, чтобы рожениц исцелять, но чувствовала, будто делала это много раз.
— Как доберёмся, так последую твоему совету, — улыбнулся в ответ Любомила.
Влада немного склонилась, не выпуская из своего внимания Митрицу — это сбивало, но, взяв себя в руки, зашептала, чётко проговаривая каждое слово, намереваясь уговорить боли уйти.
— Мать Рожаница, Рода сестрица, даруй здраву, верни славу.
Подхватив свечу со стола, поводила ей над княжной у груди и живота.
— Батюшка ты, Семаргл-Огнебог, ты всем Богам Бог, всем ты огням огонь! Как ты жжешь и палишь в поле травы-муравы, чащи и трущобы, у сырого дуба подземельные коренья, семьдесят семь кореньев, семьдесят семь отраслей, так и спали хвори явные и неявные.
Оставив свечу, снова коснулась легонько области сплетения токов жизненных и не нашла более заторов. А на лице Любомилы проступил здоровый румянец. Княжна помолчала, а потом промолвила, взяв за руку Владу.
— Спасибо. Как благодарить мне тебя?
Влада только улыбнулась и головой покачала.
— Считай, что разошлись мы… — только и ответила она, и княжна прекрасно поняла её.
— Я пойду, устала с дороги… — отстранилась Влада, слукавив: всё же не по себе ей было рядом с княгиней.
Митрица проводила Владу до порога, окликнула холопку, велев отвести до хором, напоследок сказала:
— Завтра спешить не будем, так что выспись хорошенько. А к вечеру уже дома окажемся.
Влада кивнула, пошла с порога за холопкой.
И как только оказались у знакомого сруба, отпустила девку, сама зашла на крыльцо высокое, задержалась и задумчиво поглядела в темно-синее жаркое небо. На стене тына так и мелькали гридни с факелами, но тут взгляд Влады скользнул понизу. У частокола двора старейшины приметила двоих. Всмотрелась. Рыжеволосая девка с лазоревым венчиком на голове страстно прижимается к чернокудрому гридню, облачённому в кольчугу.
«Купава?»
Хотела уже окликнуть подругу, но вовремя спохватилась — пускай…
Опасаясь внимания лишнего, Купава с Добраном побежали со двора, да всё в тень.
На сердце от чего-то неспокойно стало. Влада спохватилась — Мирослав так и не зашёл. Знать не пожелает доброго сна. Наверное, тоже с дружиной на дозоре будет стоять, пыталась оправдать его Влада, но сама не успокоилась на том, ступила с порога. Сжала кулаки, повелевая себе вернуться в клеть, однако сошла ещё на порог вниз, потом ещё, всё отчаянно заставляя себя одуматься, да куда там — теперь уже не остановить.
[1] Вейя — ветка.
[2] Измарагд или смарагд — по-древнерусски драгоценный камень, принадлежащий семейству берилла.
ГЛАВА 13. Принесение клятвы
Мирослав несколько мгновений лежал на полати с закрытыми глазами, прислушиваясь к голосам, что доносились из недр терема. Толком ничего не разобрал, лишь гудение. Он открыл глаза, задумчиво посмотрел в потолок, на рассохшиеся от времени балки жилища старейшины Всебора.
С самого утра всё пошло под откос. Сначала убежала Влада. А весть о том, что веренеги пришли в леса Акселя, не давала покоя весь день. К вечеру Мирослав, что зверь в западне, метался из угла в угол, напряжённый до предела. Не до веселья. Поэтому, оставив всех, он поднялся наверх, потому как от нарастающего шума и прихода всё большего количества гостей под кров старейшины разболелась голова. А скромная трапеза, тем временем, плавно перерастала в знатный пир. И боярин Верша с Дарёном так и остались вечерять да братину пить.
Внизу раздался возглас басистый. Единственное, что расслышал — буряне.