Невеста княжича

— Это бешеная лисица. Едва руку мне не откусила. Кому будет нужна зараза такая? — ответил со злом Унур, стягивая мокрый зипун, долго ковыряясь в мешках, извлекая сухую одёжу.

Облачившись и подпоясавшись, присел на бревно рядом с костром. Соплеменник только скосил на него недовольный взгляд, хмыкнул и протянул рыбу. Унур схватил нож, жадно оттяпал кусок белорыбицы, стал жевать, обжигаясь. Потом вдруг опомнился, вернул окуня и, обтерев руки о штанины, медленно поднялся. Прямо смотря на пленницу, зашагал к ней. Влада быстро села, стала отползать, пока не упёрлась в холодный камень, подобрала ноги.

Приблизившись, тять навис сверху, смотрел долгим взглядом, пока глаза его не полыхнули вожделением.

— Белые женщины очень хороши, — он потянул блестевшую от жира руку к растрёпанным волосам Влады.

Она шарахнулась от него, как от аспида.

— Унур! — окликнул его друг, поднимаясь. — Свою добычу ты сгубил. Так что жди очереди, я первый.

Рослый тать приблизился, толкнул Унура, тот встрепенулся, но понял свою оплошность, бросил на Владу горящий взгляд, нехотя поплёлся к костру.

Черноусый душегуб присел на корточки и, заглядывая Владе в глаза, спросил:

— Ты же спокойнее? Шуметь и баловать не станешь. Так?

Влада, подавляя страх и бившую её дрожь, кивнула. Тогда тать одним рывком сорвал с лица повязку, схватил за волосы всей пятернёй, рванул к себе. Тут же прижался к её шее влажными и одновременно твёрдыми губами. Целовал грубо, царапала кожу щетина, тать вдыхал тяжело с сопением, шаря руками по всему телу Влады. На одном выдохе вырвались слова заклятия, казалось, из самого сердца:

— Будет сила моя в отцах, сынах, дочерях и матерях. Ясна-зорюшка, силой награди — татей ей рази. Заклинаю, пронзи лучом того, кто с мечом, — с хрипом прошептала она, подавляя кашель, что царапал горло.

Мгновение — и веренег замер, перестал дышать. Оторвавшись от Влады, душегуб посмотрел на свою добычу непонимающими глазами. Так и не успев ничего уразуметь, схватился за сердце, стал заваливаться набок. Чёрные глаза потухли и закатились. Тать медленно рухнул на камни, быстро синея. Больше не мешкая, Влада извернулась, выхватила связанными руками нож из-за пояса веренега, зажав лезвие между пятками перерезала верёвки.

— Эй, Ягтан, ты чего там? — подскочил Унур, узрев неладное. — Ты чего? — подбежав, он опрокинул Ягтана на спину.

К этому времени душегуб уже был весь сливового цвета.

Унур округлил глаза и, схватившись за меч, яростно дёрнул из ножен.

— Ах, ты ведь…

Он не договорил. Влада, крепко сжимая рукоять ножа за спиной, мгновенно выбросила вперёд руку, ударив лезвием душегуба под рёбра.

— Ведьма… — всхрапнул он.

Сомкнулись узкие глаза — Унур лёг рядом со своим собратом.

— Это тебе за Купаву, — произнесла она холодно.

Влада подняла голову, выронив нож, побежала к реке, высматривая в тёмных, неспокойных водах подругу, но как ни ждала, не показалась медная коса Купавы, да белое тело. Поток ветра разметал чёрные волосы Влады, обдул разгорячённые от слёз глаза, забил дыхание. Влада вздрогнула, бессильно рухнула на колени, пригнулась к земле, закрыв лицо трясущимися руками. Встряхнула головой, сжала зубы до скрипа — лишь бы не разрыдаться. Но куда там — слёзы душили несметно.

— Как же так, боги? За что погубили?

Через боль потери в туман её мыслей пришёл образ Мирослава.

ГЛАВА 15. Сын боярина

Пеплом пала заря — день приходит новый,

И не дарит покой ночь, что в сердце живёт...

Век мой долгий, злой — полон тяжкой печалью,

Средь людей я живу, но всё ж одинок...

Здесь в горькие дни мне не ведать покоя,

К милой стороне просится сердце моё!

В травы-полынь зарницей лесною

Рвётся сердце прочь — манит, зовёт!

Alkonost

Солнце поднималось медленно, всё больше озаряя небо и прибрежные деревья. Стволы сосен становились насыщенного бурого цвета. Лес высился во все стороны от берегов, и не было ему края. Дремучие места. Влада не знала, где она теперь...

Сумерки таяли, стихал и ветер. Но голос реки наоборот нарастал, лютуя — нынче воды приняли жертву. Вот только за что Купава поплатилась?

Влада всё сидела на земле, устремив взгляд вдаль, на шумящие макушки деревьев. Голова совершенно пуста, а сама она разбита. Купава всё время ругала Владу за то, что та тайком в лес бегала, а сама же попалась к татям… Слёзы снова начали душить её, и Влада, сдерживала их, как могла.

Содрогнулась, когда вспомнила хана Бату. Вскинула руку к груди, но пальцы сжали пустоту. Влада опомнилась быстро — обереги сорвал вождь, а с ними и кольцо Мирослава. Дурной знак — расстаться с символом, связывающим её с мужем. Вождь заявил, что теперь Влада принадлежит ему...