Невеста проклятого (СИ)

На пороге появился, слава богам, Мирогост, да не один, а со жрецами. Случившаяся заминка позволила немного расслабиться княжичу, разжать кулаки, расправить сведённые до судороги плечи. Мстислав даже привстал и вдруг побледнел разом — а ну как случилось что с Волотом?

— Не беспокойся, князь, с хорошей вестью мы, — успокоил его сразу волхв, призывая сесть обратно. — Волот пришёл в себя. Только время ему нужно, чтобы оклематься, к ночи на ноги встанет.

С запозданием сердце в груди забухало часто, а по телу лавиной жар разлился. Вот так всегда, по острию ножа, по краю пропасти.

— Так не стойте, проходите, — кивнул князь.

Дарко уловил, как подрагивают руки отца, и укорил себя, что был слишком резок с ним, его слабость перед бедой он не мог сносить.

Служители богов прошли к лавке, рассаживаясь вдоль стены.

— Пришли речи вести, князь, и судя по всему, разговор у нас будет долгим, — сказал великомудрый волхв, и взгляд его что колом упёрся в Дарко.

— Женить нам надо Волота до этой зимы.

Княжич окаменел, что даже и дышать перестал.

— Как до этой зимы?! — развернулся он всем корпусом к Мирогосту. — Я отцу её, старосте Доброге обещал, что девица будет год целый жить в стане, пока срок её на выданье не подойдёт. И приближаться к ней не позволю.

Волхв плотно сомкнул губы, выдерживая пылающий гневом взгляд Дарко. Повисла такая оглушительная тишина, что было слышно, как кровь бухает в висках. Мстислав не без удивления глянул на Дарко.

— Не наша это прихоть, — первым спохватился волхв. — Эта нежить все жилы из Волота вытянула, и нужно поспешить.

Дарко не мог поверить своим ушам. Припомнил он разговор последний с Миргостом, ни о какой женитьбе и речи не было.

— Хочешь, чтобы я пошёл против своего слова? — он сам не понимал, почему его это так взволновало, ведь знал, что всё к тому и сведётся.

— Ей надо ещё окрепнуть, не готова она силой своей делиться.

— За это не переживай, она не Града, намного сильнее, выдюжит.

Княжич стиснул зубы, сказать было нечего. Он медленно повернулся к отцу и не знал, какими усилиями сдержался, чтобы не выпустить гнев, не разнести здесь всё. Мстислав, приободрившись духом, внимал словам жрецов. Дарко слушал их в пол-уха, думая обо всём, что случилось с ним за последнее время. Старцы обсуждали день обручения и нужные приготовления для празднества.

Не вытерпев, княжич всё же поднялся со своего места.

— Меня не считайте, — сказал он твёрдо, глядя непреклонно на отца. — Я отправляюсь с Поладом в Ставгонь.

Вся краска с лица князя схлынула, жрецы тоже притихли.

— Как хочешь, — наконец, сказал Мстислав, положив ладони на стол.

Дарко хмыкнул, дивясь столь быстрому согласию князя. Хотя чему тут удивляться, он сделал всё то, что было необходимо, теперь не нужен. Но даже если бы отец стал препятствовать, Дарко бы его не послушал, и видно тот это предвидел.

— Я уже не могу тебя удерживать, ты достаточно окреп, чтобы решать самому как тебе поступать. Могу дать тебе только своё благословение. Вижу твою потребность самоутвердиться в своих решениях, испытать себя на храбрость и отвагу, испытать судьбу и пройти свой путь, и я не имею права вмешиваться в твой выбор.

И чем дольше говорил Мстислав, тем больше внутри будто всё коркой покрывалось. Вот как теперь он заговорил! Но, впрочем, упрекать князя сын не смел. Отец дал всё, что мог, и возлагал все свои силы и надежды на Волота, и стол княжий подготавливал ему с малолетства, Дарко же был как запасной.

Княжич поклонился жрецам в знак почтения и поспешил уйти.

В горнице уже гремели голоса побратимов, собиравшихся на вечернюю трапезу, но к ним не хотелось идти сразу. Дарко, покинув терем, поднялся по длинной крутой лестнице сторожевой вежи.

Княжеское гнездо погрузилось в сизо-чёрные тени, но стоило пройти чуть дальше, глаза обжёг пурпурно-алым светом закат, знать к холодам. Дарко безмолвно прошёл вдоль стены, наблюдая, как за окоём медленно тонул огненно-алый диск. Тянущиеся лучи опаляли раздувшиеся кручи, достигая холма, на котором стоял город, ярко освещая верхушки веж и высоких крыш теремов и амбарных построек, что словно семечки, были натыканы вдоль берега широкого русла Вольи. Похолодало ощутимо. Как только ветер затихал, тянуло горьким дымом с берегов, где жгли костры посадские, и над кровлями поднимался плотный слой мутного желтоватого смога. Сонно кругом было и тихо, отгремели последние гулянья уходящего лета, постепенно погружался в спячку народ. Самое время засесть по избам с иглой в руке или резаком, ваять новые оглобли да лепить из глины кувшины. Дарко поднял взгляд, отрывая его от копошащихся, словно сонные пчёлы, людей и устремил его вдаль, за косогор. Со святилища тоже клубился дым, верно жрецы пришли сразу с обряда.