— Штурм дворца сейчас, когда император в безопасности, нам уже не страшен. Но дать сжечь дворец тоже не резон, сгорим вместе с ним. Будем тушить.
— А вигилы? — спросил кто-то.
— Похоже, им есть чем заняться в городе. Увидят пламя, и сюда примчатся. Но во когда? Да и не факт, что обстрел прекратился. Нам еще надо наших ребят с лестницы вытащить.
Он отправил нескольких воинов принести тех преторианцев, которые были ранены или убиты на лестнице при обстреле, а с остальными принялся заливать разгорающееся пламя. Для сильных и здоровых мужчин не составило труда, сбросив лишние доспехи и шлемы, таскать воду из бассейнов и фонтанов вниз, заливая горящие склады. Они подняли на лицо свои черные маски, напитав их водой, и только щурили слезящиеся от едкого дыма глаза.
Командир дворцовой охраны, человек неглупый и опытный воин к тому же, оставил все же людей наблюдать за состоянием дел в остальных помещениях дворца — и не зря. Пока основные силы были заняты тушением пожара, еще несколько смельчаков покрепче под угрозой тоже получить стрелу втащили под защиту стен тех своих товарищей, которые получили ранения при обстреле лестницы. Ребят наскоро перевязали, выяснили, кто из них еще способен держать в руках оружие, чтобы в случае жесткой обороны и боя в помещениях дврца защитить себя и товарищей. Оставили с ними на всякий случай одного здорового солдата для охраны — и это все, что защитники дворца могли для них сейчас сделать, разве что водой еще напоили.
— Тревога! Проникновение противника через западную лестницу! — раздался окрик дозорных. — Зашли через подвал!
Преторианцы, тушившие пожар, спешно выливали оставшуюся воду, добивая кое-где пробегающие по тлеющему мусору язычки пламени. Подвальное помещение, лишенное естественной вениляции, было заполнено едким дымом пополам с паром, образовавшимся от щедро вылитой на угли и раскалившийся камень пола воды. Ребята наперебой кашляли, сплевывая тягучую черную слюну, и проклинали на чем свет стоит всех злочинцев Рима во главе с Исидой и ее не в меру бодрыми жрецами.
Услышав тревогу, они, как были, потные и закопченные с головы до ног, не успев надеть доспехи, в мокрых насквозь грязных и прожженных туниках, выхватили мечи и ринулись в бой.
Отряд защитников дворца снова поредел — командиру пришлось оставить троих дотушивать пожар: разгрести и пролить как следует все угли, чтобы затаившийся жар не дал новой вспышки.
Таранис с ходу врубился в схватку — им пришлось вчетвером, включая командира, противостоять десятку вооруженных кривыми мечами египетских храмовых воинов, которыми, как ни странно, управлял вполне римского вида молодой мужчина с хорошей военной выправкой.
— Этого живым брать, — отрывисто бросил командир, и в то же мгновение едва не выпустил меч из рассеченной руки, но успел перекинуть его в левую.
Командир выругался страшным и грязным ругательством, но не отступил. Таранис, понимая, что как бы ни пытался мужчина не показывать боли и нахлынувшей слабости, долго он не протянет и уже не воин. Кельт, вглядываясь в лица нападавших, вдруг отчетливо понял, что под внешним египетским антуражем — подведенными черной краской к вискам глазами, выбритыми наголо головами, своеобразными доспехами в виде широких полукруглых нагрудников — за всем этим видны вовсе не египетские черты лица. И его взяла ярость — он, военнопленный, воевавший против Рима, сейчас увидел, что может принести пользу этому Риму, не предавая своего народа. А эти, с позволения сказать, римляне — пакостят в своем же гнезде, как не делает самая гадкая птица. И его уже было не остановить — помнил, что стрела, которой его подстрелили после одержанной таки победы в роще, была своей, а не римской. Цена предательства была записана шрамом на его груди.
— Падла ушастая, — он прижимал к полу предводителя лже-египтян, успокаивая его ударами головой о мрамор.
— Не убей его, нам еще поговорить бы, — негромко и резко сказал командир, затягивая зубами повязку на руке.
— Эх, — приподнял пленника, имеющего весьма жалкий вид, Таранис. — Убил бы с радостью.
— Странно, они же шли четко в покои цезаря, минуя посты охраны. И ведь почти дошли, мы сейчас в приемной, — негоромко, словно сам с собой, рассуждал командир охраны. — Я не первый день на этом посту. И ребята мои тоже. Ничего не понимаю. Как будто поганцы знали расположение постов и даже пароли.
— Командир, там вигилы! — в зал вбежал один из дозорных.
— Как они пробрались?!
— Они центонами своими укрылись, стрелы в толстых тюфяках вязнут. Говорят, дым черный и отблески в нижнем ярусе портика заметили.
— Пусть доливают, — устало махнул здоровой рукой командир.
— У них повозки внизу. Они готовы раненых вывезли.
— А на улице как они защитят?
— У них же топоры и багры. Сказали, сюда же приехали, значит, отбились. Ребята они все как на подбор, крепыши, и большинство в этом расчете фракийцы. Спокойные и деловые.
— Их только прикрыть бы, когда они наших раненых будут грузить. И выпустить не через лестницу, а открыть нижний портик.