Невменяемый скиталец

— Конечно не так, — возразил Цай, основательно и удобно усаживаясь на козлы. — Это в море пираты могут творить, что им заблагорассудится, а внутри страны действуют законы защищающие в первую очередь знать, дворянство, их близких, родственников и их дворовых. Попробовали бы пирату заняться грабежом на собственном берегу — их бы вырезали даже не жалуясь королю.

— Ничего не понял, — растерялся Уракбай, — Откуда тогда такие страхи про разбойников и кого они в таком случае грабят?

Возница обернулся и со всей серьёзностью всмотрелся в лицо молодого ордынца. Словно проверяя, можно ли с ним откровенничать. Скорей всего увиденное его не разочаровало, потому что стал терпеливо объяснять, как младшему брату:

— Дело в том, Уракбай, что некоторые в нашей стране сильно завидуют купеческому сословию. Те не принадлежат ни к знати, ни к дворянам, ни к Садовникам и даже не к Хозяевам Долины Развлечений. Но так получилось, что обслуживают купцы всех и всем. Через них уходят чудодейственные фрукты из Поднебесного Сада в Большой мир, они поставляют рабов для пополнения гладиаторских когорт, и они же занимаются поставкой продуктов, тканей, оружия и всего, всего, всего. У них в руках сосредоточена огромная масса денежных средств и они для собственной защиты порой нанимают целые армии, но именно поэтому разбойный люд и мечтает поживиться за их счёт. Тогда как слуги и даже рабы местных господ для любого татя — неприкосновенны. Понял?

— Слова то я понял, а вот суть осознать не могу до сих пор, — признался ордынец. — Так у вас тут чуть ли благословенная Менсалония получается? Никто никого не грабит и не убивает? И ваше дворянство бессмертно?

— О! Ещё как смертно! — развеселился непонятно отчего Цай. — Но вот убивать их могут только им подобные. Так что порой бароны или князья между собой такую резню устраивают, что получаются внушительные сражения. Да и целые семейные кланы в это дело втягиваются. Но! Король никогда в эти свары не вмешивается. А дело таких рабов как ты, и таких возниц как я, потом вывозить трупы павших с поля боя и торжественно хоронить на фамильных кладбищах. Ну и само собой стараться не попасть под крутую раздачу во время непосредственных стычек.

И опять Уракбай не мог поверить до конца в такое счастье:

— Выходит рабы могут жить до глубокой старости в благости и покое? Откуда же тогда берутся рассказы про диких зверей на арене и прочие жуткие напасти?

Казалось, что вознице уже надоели такие настырные расспросы и он бы давно тронулся в любимую дорогу, но делать всё равно было нечего, приходилось хоть как-то скрашивать ожидание. И он, покрутивши головой во все стороны ответил:

— Конечно, и арены ещё в некоторых местах есть, и звери дикие, кровожадные, но для того чтобы туда попасть надо так провиниться, что действительно наказание поделом будет.

— Ну это взрослые рабы, а вот что с детьми? Почему их старются скупить по всему миру?

— Потому что в глабиаторы годятся только девтяти, максимум десятилетние дети. Более старшие непригодны. Поэтому в Менсалонии детям главное — пережить этот опасный возрастной период, а дальше жизнь становится размеренной и предсказуемой.

— Однако…, - ордынец задумался и тяжело вздохнул: — У нас на родине тоже много чего случалось, но такого откровенного рабства не было.

— Как же! — презрительно скривился Цай, — Ваш самозванец обещал каждому ордынцу по двадцать рабов после завоевания всего мира. Или это неправда?

— Правда. Но именно поэтому его никто и не поддержал в самый последний, решительный момент. Рабство — это плохо.

Теперь в откровенности ордынца засомневался возница:

— Все вы так говорите, когда сами рабский ошейник на шее носить начинаете.

Дальнейший разговор прервало появление бегущего Ранека, который ещё не добежав до повозки скомандовал:

— Трогай, Цай! — ловко подпрыгнув, он с помощью левитации преодолел последние два метра и залихватски грохнулся на козлы. — Давай, давай, шевели вожжами!

Возница с болью взглянул на деревянную лавку под сидением и с укором мотнул головой. Мол, нельзя же так относиться к имуществу, но похасы уже тронулись, сразу переходя на довольно быстрый аллюр.

Сразу за воротами располагалась развилка, но пытавшемуся свернуть направо Цаю, колдун приказным жестом указал налево:

— Поворачивай туда. Отправляемся прямиком к Поднебесным Садам, а выступления будем проводить по городкам вдоль королевского тракта.

Королевский тракт пересекал наискосок всю Менсалонию и почти ровной стрелой соединял крупнейший порт Ассарию, через Гонгат со столицей Граданой. Видимо раньше намечался немного иной путь, потому что возница после короткого молчания поинтересовался:

— Чем озеро Любви не понравилось?

— Да там и денег ни у кого нет, и скука зелёная, — беззаботно отмахнулся покровитель и владелец передвижного театра. Лицо его при этом сразу стало мечтательным: — А вот если мы вдоль тракта пару удачных выступлений сделаем, то нас обязательно Садовники к себе позовут. Вот там то мы точно заработаем!

— Ага, — буркнул возница себе под нос, — И фруктов волшебных поедим.