Читаем Невольные каменщики. Белая рабыня полностью

Игнат Северинович умело и снисходительно вел стол. Гости покорно, по-солдатски выполняли его авторитетные гастрономические советы. Он говорил, почти не двигая губами, произносимые им слова поэтому казались выношенными, происходящими напрямую из глубин колоритной натуры. «Выпейте водочки, выпейте». «Капустка, положите, положите, и вкусно, и недорого».

Ничего интеллектуально ценного, ничего житейски оригинального хозяин не сказал, но у меня осталось ощущение удивительно сочного и наполненного разговора. Время от времени он проводил огромной нечиновничьей ладонью по седому ежику волос, приоткрывая широкий рот, полный корявых, желтых, но совершенно здоровых зубов. Ел много, то есть пользовался пищей не в рекламных целях, а стремился по-настоящему утолить аппетит.

После этого застолья я понял, что Даша не могла относиться к отцу иначе, чем восторженно и благоговейно. Столь выдающиеся экземпляры мужской породы встречаются нечасто.

Кстати, «мамашка» мне совершенно не запомнилась, хотя я отдельно трепетал перед встречей именно с нею, после обстоятельства примерки джинсов. Она была слишком при муже, причем составляла значительно меньше его половины.

Пару раз разговор коснулся поэзии. Джейн, супруга профессора Соколофф (и сама профессор), оказавшегося потомком выходцев с Дона, дама с длинным, немного надменным лицом, заявила, что «хотела встречаться молодые поэты».

Я был тут рекомендован Дашею как первоклассный эксперт в этой области. Слегка припухшие глаза профессора Джейн Соколофф остановились на мне. Что-то, видимо, в моем облике показалось ей неубедительным, несмотря на самые жаркие рекомендации, и она предложила мне короткий тест:

— Евгений Рейн?

— В каком смысле? — растерялся я.

Конечно же, она решила, что я не слыхал этого имени, и, отвернувшись от меня, объявила, что побеседовать с Евгением Рейном ей посоветовал Бродский. Напрасно я приподымался на полусогнутых ногах, понимающе гримасничал и тянул руку как отличник, для этих профессорских выходцев с Дона я перестал существовать как интеллектуальная единица. Все ехидные замечания о том, что Рейн лишь с большой натяжкой может быть назван «молодым поэтом», ибо по возрасту он даже старше того, кто его рекомендует (то есть самого Бродского), остались у меня во рту, были проглочены вместе со слюной.

От отравления злокачественной обидой меня спас Игнат Северинович.

— Рейн? Да я его знаю. Какой же молодой? Лет-то почти что моих дядька.

Джейн вежливо улыбнулась, оставаясь при каком-то своем мнении.

Как потом выяснилось, это заявление Игната Севериновича имело пикантный подтекст: работая в свое время в Госкомиздате, он сделал много для того, чтобы задержать выпуск первой книги «молодого поэта».

— Попробуйте вот эти зразы, хороши, заразы!

Мне захотелось побыть одному. Я отправился в туалет. Из коридора я увидел, что Даша на кухне. Одна. Оторвавшись от нарезаемого торта, она поманила меня сладким пальцем. Оглянувшись — комната с гостями была далеко — я подошел. Покровительственно улыбаясь, Даша встала на цыпочки и убедительно поцеловала меня в губы. Отпрянула, лишь услышав шаги в коридоре.

— Только это ты и умеешь, — сказала она, вручая мне поднос с нарезанным тортом.


Несколько однообразных недель. Я всматривался, вслушивался, принюхивался, но не сдвинулся ни на шаг ни в сторону опровержения своих ревнивых подозрений, ни в сторону их укрепления. Кажется, качнулась вон та ветка, что-то есть неестественное в расположении этой тени. Только и всего.

Из чего я мог соорудить достаточно убедительную ловушку для, может быть, несуществующего призрака? Наш с Дашей распорядок дня полностью подчинялся ее воле и нарушался в угоду ее капризам. Воля была изменчива, а капризы многочисленны. Я присутствовал в этом распорядке самыми неподвижными деталями — дежурства и лекции. Могут ли верстовые столбы догадаться о конечной цели путешествия этой брички?

Я пытался рассмотреть приметы измены в роскошной пестроте ее гардероба. Здесь была точка отсчета — я не сделал ей ни одного материально весомого подарка. Но и тут приходилось признаться в собственном бессилии — даже если этот новый хахаль дарит ей что-то, я не настолько умею разбираться в повадках вещей, чтобы определить их происхождение. На мой взгляд, все Дашины платья, юбки, джемпера, колготки и ожерелья имели оседлый, прирученный вид. И если вдруг мелькал подозрительный брелок или авторучка, всегда находилось простое, непринужденное объяснение.

Никакие объяснения не утоляли моих подозрений, но лишали их права расправить плечи под солнцем реальности. Огромные, коричнево-серые, то нелепые, то жуткие, они клубились сразу за ее границами.

Конечно, я мог черпать наблюдения, так сказать, из самой Дарьи Игнатовны. Река ее души ежедневно была передо мной, и я почти ежедневно в нее входил. Но любому понятно, что в этих делах самый короткий путь есть и самый невозможный. Лучше уж в обход, от одного подозрительного факта к другому, так есть шанс зайти, в тыл предательству. Зачем? — это другой разговор.

Перейти на страницу:

Все книги серии Чтение 1

Тень жары
Тень жары

Тень жары» (1994) - это не просто хорошая проза. Это кусок времени, тщательнейшим образом отрисованный в Жанре. Сам автор обозначает жанр в тексте дважды: первая часть – «Большой налет» Хэммета, вторая – комикс, демократическая игрушка Запада. Структура, сюжет, герои - все существует по законам литературным, тем, которые формируют реальность. Не зря главный герой первой части, распутывающий нестандартное преступление – филолог по образованию. Он придумывает преступника, изображает его, используя законы прозы – и в конце сталкивается с измышленным персонажем, обретшим плоть. Помимо литературных аллюзий, текст представлен как пространство детской игры, первая часть «Кашель» с подзаголовком «Играем в двенадцать палочек» Вторая часть – «Синдром Корсакова» («Играем в прятки»). Выражение «наше старое доброе небо», позаимствовано у Вертинского, из потустороннего мира прошлого века, проходит синей ниткой через весь роман, прошивает его страницы, переплетается с действительностью, добавляя в нее нужную долю тоски.

Василий Викторович Казаринов , Василий Казаринов

Детективы / Прочие Детективы

Похожие книги

Дикое поле
Дикое поле

Первая половина XVII века, Россия. Наконец-то минули долгие годы страшного лихолетья — нашествия иноземцев, царствование Лжедмитрия, междоусобицы, мор, голод, непосильные войны, — но по-прежнему неспокойно на рубежах государства. На западе снова поднимают голову поляки, с юга подпирают коварные турки, не дают покоя татарские набеги. Самые светлые и дальновидные российские головы понимают: не только мощью войска, не одной лишь доблестью ратников можно противостоять врагу — но и хитростью тайных осведомителей, ловкостью разведчиков, отчаянной смелостью лазутчиков, которым суждено стать глазами и ушами Державы. Автор историко-приключенческого романа «Дикое поле» в увлекательной, захватывающей, романтичной манере излагает собственную версию истории зарождения и становления российской разведки, ее напряженного, острого, а порой и смертельно опасного противоборства с гораздо более опытной и коварной шпионской организацией католического Рима.

Василий Веденеев , Василий Владимирович Веденеев

Приключения / Исторические приключения / Проза / Историческая проза