Невозможное завтра

– Держи. – Рид сует мне в ладонь свой шелковый платочек. Я прислоняю его к распространяющемуся шоколадному пятну, но крохотный кусочек шелка не сильно помогает.

– Спасибо, но я думаю, что мне стоит пойти очистить это в уборной. – Я пытаюсь отдать Риду его платок, но он качает головой.

– Нет, оставь себе, – говорит он низким голосом.

По коже пробегают мурашки. Я засовываю шелковый платок в карман и быстро удаляюсь. Даже находясь в центре толпы, я чувствую, как волосы на руках становятся дыбом. Я не оглядываюсь, чтобы убедиться в том, что уже и так знаю: Рид наблюдает, как я ухожу.

Я поворачиваю за угол в сторону уборной и слышу женский голос до того, как вижу его обладательницу.

– Нет, не она. Определенно, это не она. – Это та девушка, играющая на аккордеоне в группе Эли. Она ходит по пустому коридору, прижимая к уху телефон. Не раздумывая, я делаю шаг назад, чтобы она не смогла увидеть меня, и аккуратно выглядываю из-за стены. – Я сужаю его, – шипит она, порывисто дергая светлыми дредами. По моему телу бежит холодок.

– Да, здесь много девушек. И именно поэтому здесь не может быть никакой ошибки. – Мои глаза расширяются. Я вспоминаю о записной книге в гостиничном номере Кира, в которой одна за одной черным маркером были вычеркнуты фотографии девушек пока Кир продолжал безумно искать меня. – Нет, я не могу приехать сегодня в Сан-Франциско. Тебе придется разобраться с этим самостоятельно.

Я вздыхаю, и ее голова вздымается вверх.

– Погоди, – говорит она. – Мне нужно кое-что проверить.

Больше я не слушаю. Я разворачиваюсь и бегу по ступеням вниз, задыхаясь; моя юбка, покрытая шоколадом, прилипает к коже, когда я возвращаюсь обратно в театр.

Глава 15

На следующий день Мэдисон сидит во главе своего семейного обеденного стола и прочищает горло.

– Первое заседание Комитета по зимним танцам призывает всех прийти к порядку, – величественно провозглашает она, заправляя свои непослушные локоны за ухо.

Весь день льет как из ведра, и в столовой в викторианском стиле с деревянными панелями темно, лишь немного мрачного серого света от больших эркеров освещает наши лица.

Похоже, стиль Ребекки влияет на каждого. Мэдисон променяла свою обычную помаду и увесистое ожерелье на простые жемчужные серьги, и шелковый шарф. Лейла по-прежнему прилагает усилия, но она отказалась от каблуков ради бордовых военных ботинок, которые, так или иначе, подходят к ее очаровательному черному платью и старинному зонтику. А Шанталь всегда была женственна с головы до пят, так что ее наряд, состоящий из свитера цвета лаванды и узких брюк, не исключение.

Я чувствую невольную признательность к Николь, единственной, кто отказался стать клоном Ребекки. Она одета по-спортивному, мягкие хлопковые брюки для йоги и приталенный топ, оставлявший простор для воображения.

– Мэдди, я думаю, тебе нужен молоток или что-то подобное, – сухо говорит она. С уверенностью могу сказать, всю группу забавляло, насколько серьезно Мэдисон воспринимает свое положение.

Мэдисон сверкает сияющей улыбкой.

– Это отличная идея. Почему бы тебе не взяться за это? Я запишу. – Она достает блокнот из своего рюкзака и бросает его перед ней с размаху. – Кстати, о второй идее: почему бы тебе не записать это? Ты можешь быть секретарем Комитета.

Николь принимает блокнот с явным раздражением.

– Перво-наперво мы должны определиться с нашей тематикой, – говорит Мэдисон.

Рид мгновенно наклоняется вперед.

– У меня есть несколько идей, – говорит он с нетерпением.

Нас прерывает мать Мэдисон, которая проходит в столовую с подносом в руках.

– Я тут подумала, вы, ребята, могли бы слегка перекусить, – произносит она.

Мэдисон кивает.

– Ты можешь оставить его прямо там, – говорит она довольно прохладно, полагая, что та останется ждать. Лейла и Брайан воспрянули духом, хватая горстями чипсы и орехи, как только миссис Кортез уходит.

Рид в который раз поправляет свой галстук с изображением розы.

– Как насчет темы двадцатых? – предлагает он. – Вертихвостки, фетровые шляпы, рэгтайм[6]? – Ну, разумеется, он хотел этого. Он и Ребекка могли, вероятно, одеть всех нас в костюмы из своих гардеробов.

Брайан выглядит смущенным.

– Я думал, что должно быть что-то зимнее? Как насчет... снеговиков?

Лейла с треском открывает свой рутбир.

– Подождите, подождите, меня осенило. «Тихая ночь, смертельная ночь»[7]. Это будет как тема фильма ужасов про Санта Клауса. Кровавые чаши пунша, злые эльфы. – Губы Шанталь вздергиваются от отвращения. Николь просто качает головой. – Я совершенно серьезно, эй, ребята, – добавляет Лейла.

– Кто бы сомневался, – отвечает Мэдисон, глядя совершенно равнодушно. – Но это не может быть темой Рождественской вечеринки. Это же против церкви.

– Шумные двадцатые не религиозная тема, – давит Рид.

Мэдисон качает головой.

– Не хотела бы я всю ночь слушать старую музыку.

Идея приходит ко мне в голову.

– А как насчет Зимнего солнцестояния? – предлагаю я, вспомнив, как Эхо упоминала его во время арт-класса.

Шанталь заворчала.

– Это какое-то... хиппи.

Но Мэдисон лишь медленно кивает.