Невозможность страсти

Веранда сияла чистыми полами, плетёная мебель мягко светилась – солнце как раз повернуло в сторону веранды, и когда они расселись в удобные кресла, Павел отчего-то почувствовал неловкость: жил себе старичок, никого не трогал, а теперь из-за них он вполне может попасть в неприятности.

– Семён Михайлович, если б не крайняя нужда, мы бы вас не побеспокоили. – Андрей тоже ёрзал. – Просто не знали, у кого совета спросить.

– Перестань ёрзать, Андрюша. – Старик плутовато подмигнул. – Что, думаете, старый гриб с вами в передрягу попадёт? Да ни минуты. Меня ведь и правда без крайней нужды никто не беспокоит. Компоту хотите?

Не дожидаясь ответа, он достал из шкафчика чашки, а из холодильника – большой стеклянный кувшин, наполненный восхитительным компотом из вишен.

– Угощайтесь.

Он разлил компот по чашкам, не пролив ни капли, и Павел, отхлебнув, даже зажмурился от удовольствия.

– Здесь не только вишни!

– Конечно. – Старик улыбнулся. – И малина, и смородина, и веточки мяты для свежести. Компот летом – первое дело, утоляет жажду и весьма полезен.

Они минуту молчали. Павел предоставил Андрею вести переговоры, а сам смотрел, как солнце освещает пол, золотит плетение стола и кресел. Он думал о Ровене, о её цветах и о том, что ему нужно как-то суметь приблизиться к Ровене настолько, чтобы убедить её в серьёзности своих намерений. Он понятия не имеет, как Ровена относится к нему. Она с ним беседовала, слушала то, что он говорит, иногда шутила, улыбалась его шуткам и дала ему кличку – но это всё. Ему оказалось этого мало, хотя раньше, с другими женщинами, было бы достаточно. А теперь ему хотелось знать, что Ровена думает о нём. И думает ли вообще.

– Проблема мне понятна. – Старик посмотрел на Павла. – Вопрос в другом: готов ли ты к тому, что я сделаю. Это, видишь ли, достаточно серьёзная терапия, а любое вмешательство в подсознание чревато непредсказуемыми последствиями.

– Что это значит?

– Друг мой, это значит, что могут всплыть воспоминания, которые твоё подсознание блокировало давным-давно. Воспоминания, которые могут впоследствии уничтожить тебя. Ты готов к этому?

– Вопрос не в том, готов я или не готов, нам это для дела нужно, и сегодня. – Павел злился, сам не зная, на что. – С остальным разберусь потом.

– Понятно. – Старик кивнул Андрею. – Иди, погуляй.

Тот поднялся и поспешно вышел, в дверях оглянувшись на Павла, но ничего не сказал, и Олешко остался со стариком.

– Вещества применялись грамотно. – Старик улыбнулся. – Но человек, который их применял, экспериментировал. И его эксперимент столкнулся с твоей выучкой, а потому получился такой вот результат. Ты готов?

– В чём состоит методика?

– Гипноз. – Старик ухмыльнулся. – Неприятно, конечно, зато не больно. Я просто разрушу стену, которую ты построил, и воспоминания вернутся.

– Стену?

Как старик узнал о кирпичной стене, за которой он прятался от голоса, и тот спрашивал, спрашивал, а он не слушал, потому что ему надо было считать эти проклятые кирпичи?

– Я сам разрабатывал эту методику. – Старик засмеялся. – Освоить её мог не всякий, но ты освоил в совершенстве. И теперь только я могу заглянуть за стену и вытащить на поверхность то, что ты там спрятал. Если мы хотим сделать это с минимальным ущербом для тебя, а мы хотим, нельзя портить ценное имущество.

– Я не имущество.

– Как сказать, как сказать… – Старик успокаивающе похлопал Павла по плечу. – Мы все в какой-то степени – имущество. И я тоже. Ладно, как-нибудь в другой раз поспорим. Готов?

– Действуйте.

Старик улыбнулся и взглянул Павлу в глаза. И мир закружился, стал вязким и мягким, планеты заплясали вокруг него, словно он – Солнце. И голоса всё ближе, и лица, и всё, что держало его за стеной, потому что он там был не один, там были все, кого он любил, помогали ему и утешали, приходили к нему, когда сил уже не оставалось. Его леди Ровена оказалась с другой стороны этой стены, и пришёл страх забыть её или стать другим от того, что стена исчезнет, а Ровена останется по ту сторону. Стена куда-то пропала, под ногами был твёрдый пол, и нужно сделать вдох, но плохо получается.

Что-то бьёт его в грудь, и он делает вдох.

– Жив? Ну и отлично. – Старик смотрит на него пронзительно и иронично. – Что ж, путь свободен.

И пришла боль. Она таилась за стеной, убаюканная мерным счётом и голосами близких людей, но теперь стены не было, остались кирпичи, разбитые и разбросанные вокруг, из них уже ничего нельзя сложить, но каждый из них – кусочек пазла.

– Джамиля!

Павел хотел вскочить, но старик удержал его. Павел знал, что должен сдерживаться изо всех сил, но сил оказалось не так много. Куски его прошлого падали ему на голову, и удержаться, не упасть, не нырнуть в спасительную тьму – очень трудно.

– Как… как вы это сделали?