— Ну и учудил ты, нечего сказать, — такими словами встретил Максима в своем кабинете великий князь Лихомир. Его отец недавно отправился за реку Смородину, оставив своему сыну непростое наследство. — Вечно ты встреваешь…
— Здравствовать тебе, княже, — поклонился Максим так, как его учили в Святограде.
— Ха. Гляжу, поднабрался ты манер. Уже не такой неотесанный чурбан. Ну так что, не передумал еще? Пойдешь ко мне в холопы? Не обижу…
— Нет, княже, мне воля дороже…
— Ну как знаешь. Ладно. Я послал за тобой вот по какому делу.
Ты наверное знаешь, что в связи с появлением вашим, три года тому назад, мы были вынуждены собрать силы со всех сторон, а в охрану поставить новиков и стариков. Слава богам нашим, но не решились тогда напасть ни ромеи, тот легион не в счет, ни Итиль, ни катайцы, ни ганзецы. Только ордынцы напали, да и то, не очень сильно потрепали наши границы. Многие в той битве с вами погибли, и ослабели границы. Пройдет время, вырастут новые воины, и все по-доброму опять станет… Но не сподобили боги. Совсем недавно, в начале лета, бей города Сарай-Бату, а это столица уезда и крупный торговый город на реке, при поддержке местных ханов и старейшин племен вторгся в мое княжество и разорил несколько волостей. Пока я с войском шел тому на встречу, он успел убежать на территорию Орды. Последовать за ним я не смог, на границу были спешно стянуты преданные великому хану войска. Улагчи-оглан, великий хан золотой орды, сделал вид, что ничего не знал, и обещал все выяснить. Как это будет — известно. Опять пришлет мне голову какого-то холопа, под видом бея, а вся добыча останется при них.
Добыча добычей, но он увел в полон почти 20 тысяч мужчин, женщин и детей, и втрое больше убил. Убитых не вернуть, а вот угнанных… Будет тебе моя воля. Езжай в Ургенч к Улагчи-оглану, Великому хану, и выдерни оттуда моих смердов!
— Но как? — сказать, что от такого приказа Максим опешил, это сильно приуменьшить. — Голыми руками?
— А сможешь? Нет? Жалко, — грустно рассмеялся княжич. — Я дам тебе ганзейское поручительство. Ты своим оберегом Святограда будешь иметь право подписать там любую сумму, но не больше чем по полгривны за человека. Это и так полностью истощит мою личную казну, а у отца брать зазорно, — тихо закончил Лихомир.
— Но это не очень большая сумма. Ее может не хватить…
— Вот поэтому я и посылаю тебя. Ты вон как вывернулся на испытании, боги тебе в Поле благоволили. Может и придумаешь что…
— Ясно… — задумчиво протянул Максим.
— Ах да, забыл сказать. Ты же купец, и как всякий купец жадный до денег. Не отпирайся, это явно из тебя лезет. Так вот. Вся та разница, между ценой выкупа и половиной гривны — твоя.
— Но это и так мало, а еще…, - начал было возмущаться Максим, но княжич резко его перебил и закончил.
— Вот и придумай что. Перед отъездом я дам тебе серебрянную тамгу, это для путешествия по княжеству, и посольский фирман — это для великого хана. А пока, ступай. — закончил Лихомир. — Ах да, спроси на дворе десятника Глеба. Он из козаков, полезен тебе будет.
Ничего другого, как поклониться и выйти не оставалось. Только во дворе Максим смог выплеснуть все скопившееся раздражение на так удачно подвернувшегося холопа, который чуть не сбил его с ног. «Моего мнения даже никто не спросил! Не говоря уже о том, чтобы согласовать свои приказы с моим желанием. Б..!» Проматерившись, парень пошел в отведенную ему комнату. Думать.
Занимался он этим делом всю дорогу, смачивая извилины любимым местными жителями самогоном, который ничуть не уступал по качеству виски, бутылку которого давным-давно, в другом мире, они как-то распили с друзьями в клубе, обмывая покупку машины. Додумался он до того, что однажды проснулся уже в седле, а не в кровати. По словам своего эскорта, десятка воинов из личной дружины Лихомира, он поздно вечером, или скорее рано по утру выскочил из-за стола во двор, вскочил на лошадь и помчался вперед по дороге. Судя по тому, что ничего в памяти у Максима не отложилось, первый звонок о перепитии прозвучал.
Остаток дороги прошел в трезвости и выслушивании заунывных на взгляд Максима песен сопровождающих его козаков. От нечего делать он даже иногда вслушивал и коментировалнекоторые слова. Делал это он, конечно же, про себя, на это его соображения хватало, ибо некоторые коментарии козаки вбили бы ему назад в глотку вместе с зубами, не считаясь со статусом посла.
«А не чего думать! Солдат это только во вред. Глядишь, «о п. е не задумался» бы, так и не попали бы в ловушку. Надо же быть такими лохами, чтобы прозевать засаду в тысячу тысяч?»