Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию

Из-за его потребности в других и завышенных ожиданий от них он оказался в слишком большой зависимости. И хотя любая чрезмерная зависимость болезненна, эта – болезненна особенно, поскольку отношение к людям человека смиренного типа обязательно вызовет у него разногласия с ними. Тем не менее любовь (в широком смысле слова) – единственное, что освещает его жизнь. Любовь, в узком смысле эротической любви, занимает настолько особое и важное место в его жизни, что заслуживает отдельной главы. Здесь невозможно избежать повторений, но это дает нам лучшую возможность четко обозначить определенные главные факторы структуры в целом.

Для этого типа личности эротическая любовь заманчива, как высшее исполнение желаний. Любовь для него словно билет в рай, где кончается любое горе; нет больше ни одиночества, ни чувства потерянности, вины, ничтожности; нет больше ни ответственности за себя, ни войны с грубым миром, в которой он потерпит предсказуемое поражение. Любовь же обещает ему защиту, поддержку, страсть, вдохновение, сочувствие, понимание. Она придаст ему чувство собственной ценности. Она придаст смысл его жизни. Она будет искуплением и спасением. И нечего удивляться, что он поделил людей на «имущих и неимущих», но не по их деньгам или положению в обществе, а по наличию у них супружеских (или эквивалентных супружеским) отношений.

Вероятно, смысл любви для него заключен в тех привилегиях, которые ему дает положение любимого. Те авторы психиатрической литературы, которые описывали любовь зависимых людей, односторонне подчеркивали именно этот аспект, они называли его паразитическим, потребительским или «орально-эротическим». И этот аспект действительно может выступать на передний план. Но для типичного смиренного человека (с преобладающей тенденцией к смирению) любовь притягательна не возможностью быть любимым, а возможностью любить самому. Любить для него означает потерять, забыть себя в некотором экстатическом чувстве, слиться с другим существом, стать единым сердцем и плотью и в этом слиянии достигнуть цельности, которой он не может найти в себе. Его страстное желание любви, таким образом, черпает живительную силу из глубоких и мощных источников: из стремления отдаться на чью-то волю и стремления к цельности. И мы не сможем понять глубину его эмоциональной вовлеченности без исследования этих источников. Поиск цельности – один из сильнейших мотивов для невротика, и тем он важнее для него, с его внутренней раздробленностью. Стремление вручить себя чему-то большему, чем мы есть, является неотъемлемой частью большинства религий. И хотя самоотречение под видом смиренной сдачи на милость победителя представляет собой карикатуру на здоровую уступку страсти, оно тем не менее обладает той же силой. И проявляется такое самоотречение смиренного типа личности не только в его жажде любви, но и во многом другом[63]

. Она – тот самый фактор, который имеет место в его склонности терять себя во всех видах переживаний: в «море слез», в экстазе от природы, в погружении в чувство вины, в его тоске по самозабвенному восторгу во время оргазма или по беспамятству во сне и часто в его стремлении к смерти как к бесповоротному угасанию Я.

Сделаем еще шаг в глубину проблемы: та притягательность, которую имеет для него любовь, основана не только на его надеждах на удовлетворение, мир и цельность. Любовь кажется ему единственным путем воплощения своего идеального Я в действительность. Любя, он может развить в полную силу все достойные любви атрибуты идеального Я

; а если любят его, для него это высшее подтверждение.

Поскольку любовь имеет для него чрезвычайную ценность, его самооценка в первую очередь зависит от того, насколько он достоин любви. Я уже говорила, что взращивание в себе достойных любви качеств у этого типа личности начинается с его ранней потребности в любви. Его необходимость возрастает, как только решительно необходимыми для душевного спокойствия ему становятся другие; и тем больше захватывает его, чем больше он подавляет захватнические влечения. Приятные качества – единственный повод его скромной гордости, о чем говорит его сверхчувствительность к любой критике или сомнению на этот счет. Он глубоко уязвлен, когда его щедрость или внимательность к нуждам других не оценивают либо, хуже того, они вызывают раздражение. Поскольку эти качества – единственное, что он ценит в себе, любое их отвержение для него равносильно полному отвержению его самого. Соответственно, его страх перед отвержением – это пронизывающий, острый страх. Отвержение для него означает не только потерю всех надежд, которые он связывал с отвергающим его, но и чувство полной никчемности.