Невыдуманные истории

Пыльная дорога, цветущая сирень, куры, мотоцикл с коляской, детвора на завалинке.

— Это восемнадцатый дом?

— Мама Лиля! К нам гости! Баба Лиля, гости!

Странно. Девчонки вроде ровесницы. Так мама или бабушка?! Из калитки вышла красивая

женщина. Красивая женщина с усталыми глазами.

— У нас тут строительство, — засуетилась она. — Вы не пугайтесь, проходите.

Мы аккуратно пробрались во дворик, за домом я достала ручку. Мячи, велосипеды, лопатки, свирепый пес по кличке Джек и куча детей. Наверное, придется рисовать схему. Кто чей, где и

сколько вообще детей?

— Лилия Алексеевна, извините за дурацкий вопрос, но кто здесь ваш, а кто — чужой?

Смеется.

— Все мои. Все до единого!

Через пять минут общения с мамой Лилей моя молекулярная теория об альтруизме начала

рассыпаться. В промежутках между: «Дашка, не лезь! Владька, переобуйся! Сережа, аккуратней!» она отвечала на мои вопросы. Без всякого пафоса.

Да, детский дом семейного типа — это особая категория с особым статусом. Ты не

усыновляешь ребенка и не берешь его под опеку. Тебя государство как бы нанимает на

работу. Зарплата — пособие на каждого воспитанника от 800 до 1000 гривен в месяц —

зависит от возраста ребенка. В трудовой книжке — соответствующая запись. Стаж идет. С

правами-обязанностями тоже все просто. Ребенка в любой момент кто-то может усыновить, мнение «воспитателя» не учитывается. Но и ребенок ни на что не претендует, ни на

имущество, ни на наследство.

— Ужас! — возмущаюсь я. — Они вас мамой называют, у вас семья, а тут кто-то придет и

усыновит? Вдруг мать родная заявится, «верните»!

— Что ты! Усыновляют в основном малышей, да чтобы наследственность хорошая, а у меня

вся детвора от алкашей. Я бы усыновила их, но в таком случае помощь государственная не

положена. Не потяну, конечно.

На дорожке сидит девчушка лет семи, что-то чертит мелком на асфальте. Глаза

нереальные — голубые-голубые, встретила бы взрослого с такими глазами, не сомневалась

бы — линзы.

— Привет, что рисуешь?

— Звезды.

На асфальте, правда, звезды. Много. Пятиконечные, разноцветные. Нарисованные так, как

учили, помните — не отрывая руки. Даша рисует пока только звезды. Это легко. Форма не так

важна, главное — цвет. Ей нравится все, что оставляет цветной след — краски, карандаши, мелки, фломастеры. Любимый урок, конечно, «малювання». С остальными предметами хуже.

Сложнее.

Первую в жизни сказку девочке прочла мама Лиля год назад. Буквы, цифры, книги, тетради

для Даши — категория, близкая к космосу. Отправляясь в первый класс, она не знала, что

такое алфавит.

Год назад Рудаковой позвонили из приюта.

— Тут две девчонки, возьмете?

— Возьму.

«Матом ругались, как сапожники, — рассказывает мама Лиля. — Ели, не переставая, а

главное, воровали. Ночью встанет малая, из холодильника схватит кусок колбасы и под

подушку! Говорю: Маринка, это ж твое, утром проснешься и позавтракаешь, а она только

глазенками луп-луп».

Маринка — младшая. Тогда ей было четыре — почти не говорила. Знала только матерные

слова и словосочетание «кушать дай». Причем произносила его каждые десять минут. Дашка, сводная сестра, вспоминает: «Ночью мы не спали, караулила, пока мамка уснет, потом

Маринку бужу и бегим на кухню есть то, что на столе осталося». А днем девчонки воровали у

соседей кошачий корм: «Маленькое такое коричневое печенье, там кошечка нарисована...»

— Лилия, зачем вам это все?

— Не знаю. Как хочешь, так и понимай. Нужно было. Тут вот, в поселке, многие считают, что

у меня бизнес такой. На детях зарабатываю. Пусть говорят, Бог им судья.

Мама Лиля по профессии режиссер-постановщик, окончила московский университет.

Правда, практиковала мало. Влюбилась, выскочила замуж, родила детей. Сына и дочь. С

гордостью показывает фото мужа. На обложке тоненького сборника стихов.

— Он таким был классным, и... он так любил жизнь…

Случай. Судьба. В тот вечер Лили не было дома. Утечка газа. Ни мужа, ни сына не спасли. А

дочери Ирине поставили страшный диагноз. Врачи обещали полный паралич на всю жизнь.

Спасла. Выходила, вылечила, вытащила. Это ее, Ирины, девчонки кричали «баба Лиля». Две

близняшки, пятилетние Ксеня и Настя...

О! Мальчишки пришли. Точнее, примчались на велосипедах.

— Ма, можно на другую площадку?

— Аккуратней там, за малыми смотри.

Сереге почти тринадцать. Рослый, симпатичный мальчишка. «Мамой» называет только маму

Лилю. О родной матери говорит исключительно в третьем лице — «она» — или небрежно

— «мать». Взрослый такой. Малышня его слушается. Смешно. Заходит во двор — за ним

вереница пацанов: «Сергей, помоги достать! Серег, почини пистолет!»

Мне буквально пару дней назад подруга жаловалась на тринадцатилетнего сына. Подарили

ему на день рождения мобильный телефон, так он истерику закатил, что без блютуса. Типа в

школе засмеют. Она никак не могла решить, что правильнее: поменять на «с блютусом», чтобы

не засмеяли, или отобрать и этот, в порядке воспитательного момента. Я честно призналась, что склонна к варианту «два». Но подруга обвинила меня в непедагогичности и решила

отпрыска наказать альтернативно, зажав денег на супермодный чехол для того же

мобильника.