Читаем Невыдуманные истории полностью

«В синеве синего неба, не омраченного дневными суетно кричащими, алчущими пищи презренной, чайками, под

клубящимися темными тучами, в густом, мрачновато-сером тумане горизонта еле виднелся слабо заметный

образ белоснежного, мягкого, обволакивающего, почти утопающего в одинокой, зыбкой мечте девственника

паруса…»

Не снимая улыбки (вдруг все-таки стеб), я посмотрела на соседку: ЧТО ЭТО?!

— Это эпиграф!

Девушка высоко подняла брови, на лбу «еле виднелась слабо заметная» бегущая строка:

«Тетка не знает, что такое эпиграф, фи, а я ей шедевр доверила!». Но похвалы она вожделела

сильно, поэтому позволила мне продолжить.

Я снова посмотрела в тетрадь. Почерк ровный, крупный, наклон букв правильный до

градуса. Вспомнилась Ирина Валерьевна: «Дети! От почерка зависит ваше будущее! Брежнев

получает десятки писем, но читает только те, которые красиво написаны! Гин, тебя это

касается в первую очередь. Леонид Ильич никогда не взял бы твое письмо в руки!» Всегда

хотелось сказать: «Тю, естественно, потому что я бы ему никогда и не писала», но я боялась.

« ОН, тяжело всматриваясь в туман, снова и снова напрягая глаза, щурясь и раскрывая их, но попытки эти

были жалки и тщетны, ибо образ то появлялся, то исчезал, то растворившись, казалось бы, навеки, снова

появлялся, как невидимая дымка золотистого тумана, как тончайшая серебристая нить связывающая

сиюминутную реальность и глубокую девственную мечту, что не давала ему возможности расстаться с

надеждой…»

Я перечитывала предложение несколько раз. Не в надежде поймать смысл (ритм, форму, чувства). Нет. Я оттягивала момент. Поднять голову, посмотреть в глаза и (о боже!) что-то

сказать!? Не хочу. Не могу. Блин.

«Ир, это чушь», «Забери и никогда никому не показывай», «Немного поработай над

согласованностью», «Мне кажется, ты слегка переборщила с образностью», «Боже, это

прекрасно, как поэзия Петрарки!» Что? Что я должна была сказать? Мы стояли на заплеванной

лестничной клетке, она смотрела так, как может смотреть только моя дочь, когда распахивает

дневник с «двенадцаткой» по английскому.

— Оставь. Это не просто. Я должна почитать полностью. Не хочу делать выводов «на ходу».

Презирая себя за трусость, я хлопнула дверью. Все, пипец, теперь эта тетрадь — мое

проклятие. Заноза, кость, бельмо, орущее не о бездарности автора, не-е-ет. О моем

малодушии. И буду я прислушиваться к шагам соседей, прежде чем нажать кнопку лифта, чтобы не дай бог не встретиться в тесном прямоугольнике с алчущими признания глазами…

Через год эта семья переехала в другой район. Каждую генеральную уборку я натыкалась

на «роман» и почти доносила его до мусоропровода. Так и не смогла поднять руку.

Ну кто я такая?! Человек от души, человек, может, талантлив по-своему. Непонятый

современник, может, даже гений…

Спустя лет пять, абсолютно бесцеремонно, без всяких нравственных терзаний, зеленую

дерматиновую тетрадь сожрал бультерьер Лелик.

Ирочку я больше никогда не видела. Но иногда заглядываю на блоги и думаю: ОНА!

Р. S. И еще думаю, кто из нас графоман: я со своим гигом документов или «синева синего

неба»? А папочку я закрыла, ага. Нисиводня…

MediaPort blogs, сентябрь, 2009 г.

КАК ЗАВОЕВАТЬ ДРУЗЕЙ И… ВСЕ ТАКОЕ


Не помню, как там точно у Карнеги, да оно и неважно (не люблю я эти буржуйские нравоучения. :) Сейчас

расскажу собственную версию. Точнее, вариант дочери.

По тривиально-материальным причинам нам пришлось сменить квартиру. За ней, прицепом, школу. Так получилось. Жаль. Новая школа — не такая уж и новая, дочь несколько лет

занимается там танцами. По крайней мере коридоры-туалеты-спортзалы ей родные. Тем не

менее мы волновались. Смешанное чувство грусти (по родному «Очагу») и тревоги (а как

будет на новом месте?) преследовало нас обеих последние недели лета.

Ближе к первому сентября Сашка стала плохо спать, часто просыпалась (вообще она спит, как пьяный грузчик — не растолкаешь) с вопросами типа «Ма, а форма в новой школе будет?

А как думаешь, учительница молодая?» Я старалась излучать спокойствие и уверенность:

«Учитель идеального возраста (размера и цвета), форма чудесная, школа прекрасная, а

главное, все будет хорошо, у тебя все получится».

Перейти на страницу:

Похожие книги

… Para bellum!
… Para bellum!

* Почему первый японский авианосец, потопленный во Вторую мировую войну, был потоплен советскими лётчиками?* Какую территорию хотела захватить у СССР Финляндия в ходе «зимней» войны 1939—1940 гг.?* Почему в 1939 г. Гитлер напал на своего союзника – Польшу?* Почему Гитлер решил воевать с Великобританией не на Британских островах, а в Африке?* Почему в начале войны 20 тыс. советских танков и 20 тыс. самолётов не смогли задержать немецкие войска с их 3,6 тыс. танков и 3,6 тыс. самолётов?* Почему немцы свои пехотные полки вооружали не «современной» артиллерией, а орудиями, сконструированными в Первую мировую войну?* Почему в 1940 г. немцы демоторизовали (убрали автомобили, заменив их лошадьми) все свои пехотные дивизии?* Почему в немецких танковых корпусах той войны танков было меньше, чем в современных стрелковых корпусах России?* Почему немцы вооружали свои танки маломощными пушками?* Почему немцы самоходно-артиллерийских установок строили больше, чем танков?* Почему Вторая мировая война была не войной моторов, а войной огня?* Почему в конце 1942 г. 6-я армия Паулюса, окружённая под Сталинградом не пробовала прорвать кольцо окружения и дала себя добить?* Почему «лучший ас» Второй мировой войны Э. Хартманн практически никогда не атаковал бомбардировщики?* Почему Западный особый военный округ не привёл войска в боевую готовность вопреки приказу генштаба от 18 июня 1941 г.?Ответы на эти и на многие другие вопросы вы найдёте в этой, на сегодня уникальной, книге по истории Второй мировой войны.

Андрей Петрович Паршев , Владимир Иванович Алексеенко , Георгий Афанасьевич Литвин , Юрий Игнатьевич Мухин

Публицистика / История
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное