Она помнила, как после первых выстрелов бросилась к своей землянке, куда недавно переехала вместе с братом, как подбежала, задыхаясь, к нему. Он сидел за столом, спокойно перелистывал какую-то книжку.
— Беги, беги скорей, отбери у него пистолет, ты же мужчина…— крикнула она.
— Что с тобой? Ты белая как полотно.
— Беги скорей, там Свистун повара убил.
— Да постой ты, плетешь какую-то чушь!
— Кто-то людей отравил, три человека погибло.
— Они? — как-то странно спросил Збыневский. И, несмотря на все свое волнение, девушка заметила удивленный, взволнованный взгляд его глаз, в которых блеснули на секунду зловещие огоньки. Он даже вскочил с места, сделал движение к двери.
— Кто? —переспросил брат.— Соколич, Бохан, еще кто?
— Да какой тебе Соколич. Он давно уехал со своими людьми.
— Разве успели пообедать уже?
— Не обедал он. Поехал со всеми по какому-то срочному делу.
— Ах ты ч-ч-ерт! — И тут же спохватился: — Что ты голову мне дуришь разными глупостями? Прибежала, застрекотала как сорока. Никак в толк не возьму, что к чему.
Она замолчала. Что с ним говорить? Может, и он хватил самогону, что-то до него все это как-то не доходит.
Они вышли из землянки.
— Ну, где же твоя стрельба? Раскудахталась как курица…
Тамара враждебно посмотрела на брата и торопливо пошла к землянке, куда положили больных.
Он постоял минуту, чувствуя себя как побитая собака, и вернулся в землянку. Еще и еще раз осмотрел свои пожитки: солдатскую сумку, легкое пальтецо, полевую сумку, в которой хранились кое-какие его бумаги. Осмотрел все и, тихо выругавшись, вышел из землянки. Нужно же, в конце концов, походить по лагерю, послушать, о чем говорят,
А лагерь действительно напоминал встревоженный муравейник. Группами собирались люди, поговорить было о чем. Впервые в лагере случилось такое, и все гадали, кто мог отважиться на это подлое дело. Никто не винил повара. Никто не решался сказать о нем что-то плохое. Действительно, он жил немного не в ладах с командиром, очень часто огрызался, но это еще не означало, что он мог пойти на преступление. Как мог он пойти на предательство, если у него два сына против фашистов сражаются.
Никто не сочувствовал командиру. Все считали, нужно расследовать дело, разобраться толком. А так что же это такое? Сегодня он их, а завтра и тебя стукнет без всякой причины под горячую руку. Говорили, спорили. Но очень осторожно, с опаской.
В последнее время в отряде больше молчали, если и имели что-нибудь сказать. Для человека, который осмеливался и выступал с критикой начальства, создавались такие условия, что ему оставалось только добровольно искать приюта где-нибудь в другом месте. Из ротных командиров остались только те, кто во всем потворствовал Свистуну.
Свистун несколько раз пытался завести более широкие знакомства и связи с партизанскими командирами области. Приглашал некоторых в гости к себе. Постепенно отдалились от него даже хорошо знакомые люди. Остался только один — Микола Збыневский. Как-то незаметно он сделался для командира отряда самым близким человеком, чем-то вроде советника или комиссара, хотя держался в тени и не очень выторкивался на первый план.
… Когда на другой день утром Збыневский зашел в землянку к Свистуну, тот уже встал и, расплескивая из тазика воду, старательно мылся, часто поливая го-лозу из жестяной кружки.
— Ах, какую глупость сделал я вчера. Сколько раз зарекался пить, так дьявол же подтолкнул. Откровенно говоря, ну зачем я их…
— Да что тут говорить! Преступники должны быть наказаны. Ну они и понесли надлежащую кару.
— Вы думаете…
— А что тут думать? Обстоятельства всего этого дела нужно как следует расследовать.
— С кого же начинать, если их уже нет… Правда, была еще одна девушка…
— Думаю, не стоит с ней связываться,— мне кажется, она тут совсем не виновата. Вы сами подумайте, еще совсем молодая девчонка и, как я узнал, из хорошей партизанской семьи. Не ее руками сделано это дело. Вот старик — это да… Вы помните, он и в отряд был подослан самим Слышеней. Так чего же хорошего следовало ждать от этого слышеневского агента?
— Однако что же дальше делать с этим?
— Что делать? Одно скажу, нужно как-то все оформить.
Свистун согласился с этим предложением. Он тут же вызвал командиров трех рот и приказал им тщательно обыскать землянку повара.
Комиссия, назначенная Свистуном, осмотрела незавидные пожитки повара — фанерный сундучок и брезентовый плащ. Партизаны из комиссии делали осмотр лишь для проформы, не надеясь найти что-нибудь плохое. И как же удивились они, когда из кармана плаща вытащили несколько стеклянных ампул с какой-то жидкостью. Их показали доктору, и он определил — в ампулах сильный яд. Это поразило всех. Свистун не сразу нашел что сказать, когда с ним советовались члены комиссии. Жесткой ладонью провел несколько раз по своему лицу, будто пробуждаясь от сна. И, запустив пальцы в свои нечесаные вихры, сказал нерешительно, избегая смотреть людям в глаза:
— Что ж, выходит — недосмотрели, пригрели в своей среде врага… Что же нам думать, оформляйте все, как оно было, все, что там нашли.