Незакатный свет. Записки паломника

Но уж и ужин был! Мы сидели часа четыре. И ели, ели, ели. А какая музыка была, какие павлины кричали, бродя на привязи у ограды и вздымая разноцветные веера хвостов. Какие певцы и певицы оглашали пространство сладкими голосами. Ждали главную певицу, бедуинку. Ту, голос которой я слышал утром, в машине. Уже и утро вспоминалось мне как далекое прошлое, закрытое от меня стуком ножей и вилок. Певица пела одновременно и для всех мужчин, ибо за столами были только мужчины, и для каждого в отдельности. Она как-то так умела поглядеть, так давала понять, что поет только тебе, что иначе и быть не могло. Мы сидели близко к ней. Между нашим столиком и ею сидел тяжело и неподвижно ее мрачный, крепкобородый муж. Сидел на сцене, свесив в зал ноги. Иногда засыпал, и певица начинала быстрее и вожделеннее двигаться, взмывать сквозящими в тонкой ткани руками и колыхать бедрами. Когда он просыпался, она работала только голосом, позволяя редкие, плавные подъемы рук не выше плеч.

А какая была еда! Я старался не есть ни мучного, ни мяса, ни даже рыбы, но являлась белая благоухающая, в аромате приправ, птица. Не хотел ни тортов, ни пирожных, ничего сладкого, но опускалось на стол, будто с неба, чего-то такое зефирно-воздушное.

Бедуинку увел муж, влача за руку по аплодирующему коридору меж столиков. Тут как раз выключили свет и внесли облитое голубым спиртом, пылающее мороженое.

Загремели барабаны, вострубили трубы – на сцену волной музыки выплеснуло танцоров. Гибкие юноши, обнаженные до пояса, и тонюсенькие девушки, все в широких шелках, которые висели на них и взвихривались на поворотах, и вроде бы закрывали тела, но закрывали так нескромно.

– Видишь как? – спросил Махмуд. – У грузинцев и молдавцев такого нет. У азербайджанцев тоже нет. У вас тем более?

– Что тем более у нас?

– Партнеры. Покружил одну, другую, третью даже. Разврат! У болгарцев тоже хоровод, коллектив. Тут прикосновений нет. А у шиитов вообще даже в автобусе разные места, чтоб женщины отдельно. У вас в метро давка, все прижимаются. Подумай – к твоей жене прижался чужой мужчина.

– Не прижался, а его прижали.

– Прижали! Тебе от этого легче? Хочется даже сказать… Нет, не скажу.

– А у еврейцев какие танцы? – спросил я.

– Не видел, – сердито ответил Махмуд.

Речи и здравицы

Дэвид Робертс. Акведук на Ниле. Остров Рода, Каир. 1838.