Незаконнорожденная

Постскриптум, 13 января. Корабли все-таки прибыли, Элис. Так что часть пути это письмо проплывет вместе со мной. Я отправлю его после высадки. Кажется, мы направляемся в Брайтон. Если все сложится хорошо, наше морское путешествие продлится две недели. До скорой встречи. Когда я написал эти слова, душа моя возликовала.

Маленький листок, на котором было написано письмо, выглядел мятым и грязным, словно побывал в руках кузнеца. Убористые строчки, заползающие на поля, написанные неразборчивым почерком Джонатана, едва можно было прочесть. В нижнем правом углу остался отпечаток пальца, измазанного в чем-то красновато-коричневом, и Пташка постаралась его не касаться, когда взяла письмо в руки. Конечно, это послание следовало положить обратно на стол как можно скорее. Лучше всего тем же вечером, когда она понесет Джонатану поднос с ужином. Если бы мистер Аллейн заметил, что оно пропало, или догадался, что она его взяла, он мог ее выгнать со службы, невзирая на давнее знакомство. Тогда бы она ничего не добилась, да и податься ей было бы некуда. А ведь когда она увидела дату, которой было помечено письмо, руки у нее затряслись и в горле пересохло.

«Наше морское путешествие продлится две недели», – написал он тринадцатого января. А Элис пропала восьмого февраля 1809 года. Именно тогда для Пташки оборвалась счастливая пора ее жизни и началась нескончаемая череда невыносимо долгих, тяжелых дней. Еще утром восьмого февраля все казалось таким, каким должно быть. А потом последовали унижения, страх, горе и злость. Иными словами, жизнь превратилась в сплошной ад. Восьмого февраля 1809 года. А на следующее утро у ворот фермы появился Джонатан. Невменяемый, мрачный, он казался призраком прежнего юноши, живым мертвецом. В его диких глазах блуждал странный огонь, они источали ярость, отчаяние, чувство вины. «Прекрасное алиби – требовать встречи с девушкой, которую ты убил». На рассвете восьмого февраля Элис ушла из дома одна. Явно на свидание с Джонатаном. Пташка это знала, она была уверена в этом не меньше, чем в том, что у нее над головой небо, а под ногами земля. Элис ушла встречать Джонатана и не смогла вынести его почерневшей души либо рассказа о тех ужасных поступках, о которых он упоминал в письме и которых стыдился. За это он ее убил. Пташка закрыла глаза, чувствуя, как в ней поднимается волна ненависти и горького разочарования, терпеть которые нет никакой возможности. Само по себе письмо не рассказало ей ничего нового и вины Джонатана доказать не могло. Стиснув зубы, она сунула его в карман.

Сулейман. Это имя говорило ей о многом. Она даже помнила, как услышала его впервые, а затем произнесла несколько раз, стремясь поскорее заучить. Немногие слова из ее словаря имели столь ясное происхождение. Сулейманом звали коня Джонатана. Она впервые его увидела и услышала эту кличку в один из последних летних дней 1807 года, то есть за год до того, как Джонатан отправился в Португалию сражаться с французами. Она вспомнила, как сидела с Элис на луговой траве у реки, считая шмелей и синекрылых стрекоз с узкими тельцами, похожими на покрытые голубой эмалью штопальные иглы. Затем они услышали, как завздыхали коровы, встревоженные топотом приближающейся лошади, скачущей легким галопом. Джонатан улыбнулся им и натянул поводья, чтобы остановиться, отчего его конь резко выдохнул через трепещущие ноздри. Пташка вскочила на ноги и попятилась, а конь заржал и поднялся на дыбы, словно тоже испугавшись. Элис просияла от восхищения. Она бесстрашно подошла к коню и успокаивающе погладила его по холке. Шея животного выгнулась дугой, и под шкурой, сияющей, как полированное дерево, рельефно проступили мышцы и жилы.

– Спокойно, дружок. Это всего-навсего Пташка, и она тебя не обидит, – пробормотала Элис, а затем воскликнула: – О Джонатан! Какой он великолепный! Как его зовут?

– Его имя Сулейман, – отозвался Джонатан, и они разом рассмеялись.

– Чего тут забавного? – сердитым голосом спросила Пташка, которая злилась на себя за то, что испугалась лошади.

– Сулейман Великолепный[49], – проговорила Элис таким тоном, словно это объясняло все.