Читаем Незакрытых дел – нет полностью

27 ноября 1985 г. Г-ЖА ПАПАИ (код. имя) попала в больницу в тяжелом состоянии[112]и умерла[113] 30 ноября 1985 г. С оперативной точки зрения желательно ее сохранение в Отделе машинной обработки данных. Г-ЖА ПАПАИ была связана с нашими органами с 1975 г., а в 1979 г. тов. БЕЙДЕР аттестовал ее в качестве секретного сотрудника.


 Предложение:

Передать материалы в архив.

Ст. лейтенант доктор Йожеф Дора

МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

СТРОГО СЕКРЕТНО

Отдел III/I-3

Тема: по делу

Г-ЖИ ПАПАИ (код. имя)

Разрешаю

Майор полиции доктор Кальман Кочиш,

начальник отдела

Тема: о сдаче в архив дел Г-ЖИ ПАПАИ (код. имя)


 ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Будапешт, 28 декабря 1985 г.

Передать в архив два тома дела № Z 2959 – вербовочное и рабочее досье Г-ЖИ ПАПАИ (код. имя). (Незакрытых дел – нет.) Данных враждебных лиц досье не содержат.


За это я бы, однако, не поручился.


Ой, смотри, мама, стих получился![114]


 Палач


Дали мне веревку в руки.

 Дерево сама нашла.

 Не сказали мне, что шутят,

 Так я в палачи пошла.


 Я казнить себя решилась —

 Я добра для палача —

 И на ветке удавилась.


II. Брурия и Марцел

  Афродита


Уже на людной площади в Афинах


А потом и под Пафосом


Сын ковылял


Скитался бродил останавливался


отставал терялся из виду сворачивал за угол


спускался под землю


То ли в Пафосе то ли не в Пафосе а уже


В Пирее – да в Пирее тоже


Он будто пытался стряхнуть с себя


Освободиться от этой прекрасной фигуры


Брутально


Как будто с ней не о чем говорить


На залитом мазутом и дегтем причале


Где в серой воде качаются корабли




Они сели в такси в Лимасоле


Оставалось двенадцать часов до отъезда


А главная достопримечательность в Пирее


Все же маячащий вдали Парфенон а не ужасный


порт с красивым именем Пирей


Когда из шумной беспечной ленивой и грязной


глубины города он увидел на вершине скалы


Парфенон его сердце застучало


или оборвалось как пишут в романах


«Он действительно существует – не только на картинках!»


Ноги приросли к земле как пишут в романах


Сердце замерло на миг как пишут в романах


Но храм Афины Паллады там наверху на скале


Еще не сверкал белоснежными колоннами


Он был черным от сажи и грязи


и в запустении.




На югославской границе после таможни


и паспортного контроля


Прекрасная фигура


Когда они остались вдвоем в купе


Где на стенах висели цветные фотографии за стеклом


Моста Эржебет Парламента пляжа


в Балатонфюреде


Словом они все еще были дома в каком-то смысле


пусть уже и за границей


Прекрасная фигура


Достала из чулка доллары


Он как сейчас помнит эти плотные пролетарские


коричневые чулки


Мать сбросила туфлю и стянула чулок с правой ноги


Это был странный момент


Оба покраснели


Мать от лжи он от чулка


Хоть он и прежде мог видеть его каждый день


Как и усыпанную веснушками мамину ляжку


Потому что мама стыдливостью не отличалась


И порой показывалась перед детьми


Нагишом – ни своих огромных грудей


Ни белой кожи и красивых бедер она перед семьей


не стыдилась – ни своей красоты


Ни остатков ее




А покраснели оба все-таки оттого


Что маме пришлось ломать эту комедию


При всей верности идеалам


И прятать деньги – ведь этого экзотического путешествия


Не случилось бы


Если бы оба родителя не были


Идейными коммунистами кирпичиками системы


Журналистом и медсестрой


«Коммуняками» выступавшими на собраниях


Но доллары приходилось прятать под одеждой


Им тоже как всем остальным


Позже отец его подвинулся умом


Оттого что перевез через границу


белый мерседес для какого-то полковника


И с тех пор все ждал что за ним придут




Прекрасная фигура покраснела вынимая пачку денег


из чулка


Покраснела и громко рассмеялась


Смех ее – как смех конного казака скачущего


По мраморной лестнице Зимнего дворца —


Больше походил на ржание


Она их перехитрила и пронесла деньги


На корабль который из Пирея доставил их через Кипр


в Хайфу


На землю предков


Откуда она сама себя выслала


Кто-то заглянул из коридора




Таксист получил двадцать долларов в порту Лимасола


Небритый болтливый пышно-усатый


Который обходился парой десятков английских слов


В том числе и для этого ей пришлось засовывать купюры


в чулки


Для поездки на уже разделенный зеленой линией остров


Где смешались в кучу греки турки


Двадцать долларов чтобы взглянуть на место рождения


Афродиты




А еще там бывал Ричард Львиное Сердце Coeur de Lion


Которого много позже сразила стрела


Она попала в плечо


И неосторожный хирург по кличке Мясник


Вырвал ее с мясом так что рана загноилась


Это произошло в замке Шалю-Шаброль


Но Ричард простил молодого арбалетчика из замка


Мстившего за отца и двух братьев


И на руках матери испустил дух




Беспощадно стряхнул с себя


Вот что сын сделал с мамой на рынке где молодой официант


В зеленой форме и расстегнутой белой рубашке


танцующей походкой


С улыбкой разносил кофе на медном подносе


между машин


В Пафосе мать и сын слушали как шофер


Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [memoria]

Морбакка
Морбакка

Несколько поколений семьи Лагерлёф владели Морбаккой, здесь девочка Сельма родилась, пережила тяжелую болезнь, заново научилась ходить. Здесь она слушала бесконечные рассказы бабушки, встречалась с разными, порой замечательными, людьми, наблюдала, как отец и мать строят жизнь свою, усадьбы и ее обитателей, здесь начался христианский путь Лагерлёф. Сельма стала писательницей и всегда была благодарна за это Морбакке. Самая прославленная книга Лагерлёф — "Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции" — во многом выросла из детских воспоминаний и переживаний Сельмы. В 1890 году, после смерти горячо любимого отца, усадьбу продали за долги. Для Сельмы это стало трагедией, и она восемнадцать лет отчаянно боролась за возможность вернуть себе дом. Как только литературные заработки и Нобелевская премия позволили, она выкупила Морбакку, обосновалась здесь и сразу же принялась за свои детские воспоминания. Первая часть воспоминаний вышла в 1922 году, но на русский язык они переводятся впервые.

Сельма Лагерлеф

Биографии и Мемуары
Антисоветский роман
Антисоветский роман

Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей. Их роман начался в 1963 году, когда отец Оуэна Мервин, приехавший из Оксфорда в Москву по студенческому обмену, влюбился в дочь расстрелянного в 37-м коммуниста, Людмилу. Советская система и всесильный КГБ разлучили влюбленных на целых шесть лет, но самоотверженный и неутомимый Мервин ценой огромных усилий и жертв добился триумфа — «антисоветская» любовь восторжествовала.* * *Не будь эта история документальной, она бы казалась чересчур фантастической.Леонид Парфенов, журналист и телеведущийКнига неожиданная, странная, написанная прозрачно и просто. В ней есть дыхание века. Есть маленькие человечки, которых перемалывает огромная страна. Перемалывает и не может перемолоть.Николай Сванидзе, историк и телеведущийБез сомнения, это одна из самых убедительных и захватывающих книг о России XX века. Купите ее, жадно прочитайте и отдайте друзьям. Не важно, насколько знакомы они с этой темой. В любом случае они будут благодарны.The Moscow TimesЭта великолепная книга — одновременно волнующая повесть о любви, увлекательное расследование и настоящий «шпионский» роман. Три поколения русских людей выходят из тени забвения. Три поколения, в жизни которых воплотилась история столетия.TéléramaВыдающаяся книга… Оуэн Мэтьюз пишет с необыкновенной живостью, но все же это техника не журналиста, а романиста — и при этом большого мастера.Spectator

Оуэн Мэтьюз

Биографии и Мемуары / Документальное
Подстрочник: Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана
Подстрочник: Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана

Лилианна Лунгина — прославленный мастер литературного перевода. Благодаря ей русские читатели узнали «Малыша и Карлсона» и «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен, романы Гамсуна, Стриндберга, Бёлля, Сименона, Виана, Ажара. В детстве она жила во Франции, Палестине, Германии, а в начале тридцатых годов тринадцатилетней девочкой вернулась на родину, в СССР.Жизнь этой удивительной женщины глубоко выразила двадцатый век. В ее захватывающем устном романе соединились хроника драматической эпохи и исповедальный рассказ о жизни души. М. Цветаева, В. Некрасов, Д. Самойлов, А. Твардовский, А. Солженицын, В. Шаламов, Е. Евтушенко, Н. Хрущев, А. Синявский, И. Бродский, А. Линдгрен — вот лишь некоторые, самые известные герои ее повествования, далекие и близкие спутники ее жизни, которую она согласилась рассказать перед камерой в документальном фильме Олега Дормана.

Олег Вениаминович Дорман , Олег Дорман

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы