– Наоборот! Я как будто проснулся в солнечное утро, под одеялом тепло, никуда идти не надо, и мне так хорошо!
– Но, наверное, все-таки тебя что-то беспокоит, раз ты ко мне посреди ночи пришел?
– Я хотел спросить, тебе Семен Александрович не звонил?
– А что? – напряглась мама, услышав имя и отчество Диминого тренера по плаванию.
– Сегодня был контрольный заплыв.
– И?
– Тридцать две секунды…
Мама присвистнула.
– Полтинник? Брассом?
Димка грустно кивнул.
– Так тебя могут и из секции выгнать…
Димка кивнул еще раз.
– И о чем ты только думаешь?!
– О Маше…
– Тогда у меня только один совет: действуй. Нужно перевести отношения из мечтательной фазы в более практическую плоскость. Вот тогда сможешь сосредоточиться и на других вещах.
– И как это сделать, ну, в смысле, перевести в другую плоскость?
– Как обычно. Оказывать знаки внимания, водить на свидания, дарить цветы и подарки. Ничего не меняется из века в век!
– Понял. А куда Машу можно сводить?
– Не знаю. Что она любит? Кино, театр, зоопарк?
– Зоопарк – отличная идея. Животных вроде бы все девчонки любят.
– Вот и славно. – Мама от души зевнула.
– Ладно, мам, я пошел. Спасибо тебе.
– Не за что. Удачи тебе, родной, со своей Машей. Держи в курсе, если что. Я всегда готова помочь.
– Хорошо. Мам, только…
– Что?
– Папе пока не говори. Особенно про плавание. Я улучшу.
– Само собой!
Мама жестом показала, как застегивает рот на молнию. Дима улыбнулся и пошел спать с ощущением, что с плеч свалилась даже не гора, а целый горный хребет.
Утром Дима не выдержал и рано, еще до школы позвонил Маше, чтобы пригласить в зоопарк. Там пока еще не успели открыть вольер с китайскими пандами – уморительно смешными черно-белыми медведями, которые могут съесть за день почти двадцать килограмм бамбука. Зато можно застать кормление морских котиков! Но Маша отказала. Она сообщила, что вчера ходила с одноклассником в кино («это наверняка тот кудрявый крутыш в зеленом шарфе подсуетился»), не успела подготовиться к дополнительным вопросам по биологии и сегодня наверняка получит очередную двойку от «любимой» Людмилы Георгиевны. К тому же после школы ей нужно делать домашку по французскому – в пятницу снова занятия с репетитором.
Корольков, конечно, расстроился, но не подал виду. Кому нужны ноющие и канючащие парни? Дима решил, что по телефону такие дела не решаются. Поэтому вечером зашел за Машей сразу к ней домой.
– Корольков? Что ты тут делаешь? – Маша открыла дверь в домашней белой маечке, коротких зеленых шортиках и с книжкой в руках.
– Только не ругайся! Адрес я выпытал у твоей подруги Олеси.
– Подруга, называется, – не без грусти констатировала девушка.
– Не обижайся на нее – я подарил дисконтную карту в какой-то модный магазин, которую выпросил у мамы, и Олеся не смогла устоять…
– Да, Олеся и магазины – это любовь до гроба, – улыбнулась Маша. – Не буду на нее сердиться, так и быть. Но зачем ты пришел? Я же сказала тебе по телефону, что не пойду сегодня никуда. Учусь, – для наглядности Маша помахала перед Диминым носом учебником.
– Маш, но там такая погода! Весна пришла. Пойдем со мной в зоопарк, а?
– Дочка, кто там пришел? – послышался из комнаты голос Машиного папы. Через минуту в коридоре показался и сам Анатолий Борисович.
– Добрый вечер, меня зовут Дима Корольков, я учусь с Машей в одной школе, только на класс старше, – отрапортовал Дима, протянул руку и в ответ получил кивок и сильное рукопожатие. – Вот, пытаюсь выудить вашу дочь из дома. Там такой теплый вечер, а она за учебниками сидит. Гиподинамия – неприятная штука, с ней лучше не шутить.
– Маша, ну что же ты так пренебрегаешь своим здоровьем? – усмехнулся папа.
– Пап, тебя вот тут только не хватало в советчиках. Я же сказала – буду учиться сегодня весь вечер.
– Ты и так все время учишься! Скоро не девушка будешь, а энциклопедия на ножках.
– На очень красивых ножках, – не смог промолчать Дима.
Папа посмотрел на него долгим взглядом, оглянулся на стену возле их входной двери, вся светло-зеленая поверхность которой пала жертвой любовных посланий к его дочери, и кивнул своим мыслям.
– Я тебе настоятельно рекомендую пойти с Дмитрием прогуляться. Хотя бы ненадолго.
– Всего пару часиков, – пообещал Корольков.
– Вы сговорились, что ли? – процедила Маша и побрела в свою комнату – одеваться.
– Спасибо, Анатолий Борисович!
– Не за что. Я же знаю, какой у нее характер тяжелый – умная да упрямая, – махнул в сторону дочкиной комнаты глава семьи Ивановых. – Боюсь, замуж она у нас никогда не выйдет. Хотя поклонников, как ни странно, хоть отбавляй… – Анатолий Борисович кивнул на зеленую стену.
– Ну что вы, выйдет обязательно! Она же прекрасна, – не в силах оторвать взгляда от «стены мужского плача», горячо заверил Корольков и болезненно закусил губу.
Папа хитро улыбнулся, освобождая проход Маше, одетой в белые джинсы и легкий розовый пуловер, в котором она чем-то смахивала на птенца фламинго. Такой же розовой пушистой резинкой были завязаны в высокий длинный хвост ее волосы, при ходьбе достающие ей то до одного, то до другого плеча.