– Ну, идем? – спросила девушка, натянув кроссовки и легкую ветровку.
– Идем, – кивнул очарованный Дима.
– Хорошо вам повеселиться, – помахал им вслед Анатолий Борисович.
– Спасибо тебе, папочка, – сквозь зубы процедила Маша.
Уже через пару минут девушка перестала дуться на отца за то, что заставил ее забыть про учебники и выйти на улицу. За порогом и впрямь расцветала всеми красками и будоражила самыми невозможными запахами весна. Высотка неподалеку спряталась за легкую зеленую сеточку пробивающейся на деревьях листвы. Ручьи соревновались не только в скорости, но и в отражении солнечных бликов. Птичьи голоса неумолчно пели хвалебный гимн жизни и солнцу. Маша и Дима и не заметили, как от дома на Большом Конюшковском дошли до центрального входа в зоопарк, похожего на грот таинственной пещеры.
– Как же тут хорошо! – восхитилась девушка. – Дим, смотри, какие фламинго прикольные.
– Только близко к ним не подходи.
– Почему? Они что, щиплются, как гуси?
– Нет, боюсь, что за свою примут.
– Ну тебя. – Девушка легонько стукнула парня в плечо кулачком. Дима тут же перехватил его, раскрыл ее ладошку и переплел свои длинные пальцы с хрупкими Машиными.
– Куда идем, к котикам или медведям? – хрипло спросил, чтобы отвлечься от накативших сильных ощущений.
– У меня джинсы белые, ничего? Полярные медведи за свою не примут?
– Если только ты не будешь претендовать на их рыбу!
– Говорят, летом им арбузы и дыни дают. Я бы не отказалась. Но сейчас не сезон. – Маша рассмеялась и, не размыкая пальцев, потянула спутника вперед.
Они почти дошли до вольера бамбуковых медведей, когда Дима вдруг стал недовольно всматриваться куда-то вперед, а потом и вовсе остановился, отпустив Машину руку.
– Подожди меня тут секундочку, я сейчас.
Решительным шагом он направился в сторону поляны, где за забором прогуливался высоченный жираф. Маша засеменила вслед за парнем.
– А ну-ка, перестаньте! – заорал Корольков на кого-то возле забора. – Отойдите от него. Написано же: «Не кормить!»
Когда Маша подбежала туда, Дима уже отнял большой кусок белого хлеба у двоих мальчишек и спровадил их подальше от вольера.
– Животных нельзя кормить, об этом всех всегда просят. А эти два дурака жирафу хлеб суют! – Дима возмущался так искренне, что Маша залюбовалась его пламенным взглядом. – А знаешь, какой это необычный жираф? Это же символ Московского зоопарка! Ему по человеческим меркам через несколько лет сто исполнится!
Маша посмотрела на Диму. А потом на жирафа. Они оба заслуживали уважения. Потом ее взгляд пал на булку, которую продолжал держать в руке Дима, и голодный желудок отозвался долгим эхом, возможным только в абсолютной пустоте.
– Ты голодная? – проследил Дима за взглядом девушки.
– Немного… А ты?
– Я всегда голодный, – сознался Корольков. – Но это мы есть не будем, – улыбнулся он и выкинул булку в урну неподалеку.
– А я деньги с собой не взяла, – вздохнула Маша.
– А я, кажется, все на билеты потратил, – парень вывернул карманы джинсов.
– Тогда пойдем медведей смотреть…
За стеклянной стеной оказалось настоящее арктическое раздолье с ледяными полями, снежными сугробами и холодным бассейном. Вот только самих пушистых обитателей вольера видно не было. Точнее, их было видно только первым рядам столпившихся у высокой прозрачной стены посетителей.
– Как много народа! – Маше в прыжке удалось увидеть небольшой фрагмент белой пушистой шкурки и… все.
Рядом с ней изо всех своих детских сил прыгал мальчик лет шести, из-за небольшого роста утыкавшийся в спину всем стоящим впереди. Прыжки тоже не улучшали ему обзора.
– Мама, посади меня к себе на плечи, а то я ничего не вижу, – взмолился малыш. Но мама отрицательно покачала головой: «Не могу, мне будет тяжело!»
– Давай я тебя посажу. Но за отдельную плату, – подмигнул Дима.
– Какую? – заинтересовался мальчуган.
– Ты отдашь мне вот этого петушка, – парень указал на леденец, который мальчик сжимал в кулачке. Сладость была завернута в прозрачную пленку и аппетитно блестела желтым боком в лучах солнца, словно маленький его кусочек.
Мальчик обернулся на маму: «Можно?»
– Можно, – улыбнулась женщина. – У меня еще один такой в сумке лежит.
Дима легко подхватил малыша на руки и усадил его к себе на шею. А протянутый мальчуганом леденец передал Маше.
– Это тебе. Не наешься, конечно, но червячка заморишь, – деловито произнес парень.
– Червячка склюет петушок, – ухмыльнулась Маша, раскрывая пленку и предвкушая сахарную сладость, обволакивающую язык и щеки изнутри. – Спасибо!
Дима тепло улыбнулся и поправил на плечах седока, который громко восхищался наконец-то увиденными им забавными плюшевыми чудесами природы.
Из зоопарка они возвращались в то волшебное время суток, когда солнце уже не дарило свой теплый свет, скрывшись за горизонтом, а сумерки еще лишь наступали.
– Французы называют это время l’heure bleue, то есть «синий час», – поведала Маша. – Парфюмер Жак Герлен писал, что в это мгновение человек обретает гармонию с миром и светом. И даже создал духи с таким названием.
– Любишь французов?
– Язык и культуру – да.