Неземляне

Она открыла дверцу и достала ту самую красно-золотую гитару, которую забрали из нашего дома солдаты правительства. Подошла к панели управления и протянула инструмент Айле.

– Настраивай быстрее. До космодрома лететь всего пару минут.

Сестра просияла.

– Как ты её вернула?!

– Это не она. Я сделала сразу две и одну спрятала. Эцгер, ты с нами? Или сойдёшь с капсулы?

Эцгер выглянул в окошко на дно каньона.

– То есть выбор такой: посидеть тут на камнях или полететь к громадной толпе жури, которые визжат и плюются? И всё это без гарантии, что человеческая музыка сотворит чудо и моментально всех угомонит?

– Не обязательно так мрачно это описывать, – проворчала Марф.

Эцгер пошёл к двери.

– Ну, удачи. Вы все тут с ума посходили.

Мы поднялись в воздух, и я оглянулся на Эцгера. Честно признаться, он выглядел вполне довольным, сидя в одиночестве на камне, и я даже чуточку ему позавидовал.

25. Песня для протестующих

Айла сидела у дальней стены капсулы и настраивала гитару, а перед ней в воздухе парил маленький дрон-микрофон. Я стоял рядом с Марф, которая смотрела в лобовое стекло на окутанный сумерками город.

– Микрофон не работает! – пожаловалась Айла.

– Я его ещё не включила! – крикнула в ответ Марф. – Не переживай, внешние динамики довольно мощные. Жури тебя услышат.

Она повернулась ко мне и добавила шёпотом:

– Сложнее всего будет уворачиваться от их оружия импульсного действия. Они начнут обстрел сразу, как узнают нашу капсулу.

– И она взорвётся, если в неё попадут?

– Нет, у нас откажет двигатель. Взорвёмся мы в тот момент, когда рухнем на землю.

– И что нам делать?

– Постоянно двигаться, чтобы в нас было сложнее целиться. Я запрограммирую капсулу так, чтобы она меняла положение несколько раз за секунду. Думаю, от импульсного оружия это нас спасёт, но, к сожалению, придётся полностью затемнить окна.

– Почему?

– Мозг человека и ороро не способен обрабатывать визуальную информацию, которая меняется с такой скоростью. Мы ничего не почувствуем – поможет инерционное буферизирование, но если вдруг выглянем в окно, нас тут же вырвет.

– И как мы тогда поймём, сработала музыка или нет?

– Оставим телевизор включённым и будем надеяться, что прямой эфир не прервут.

Я посмотрел на экран над головой Айлы. В новостях всё ещё показывали рой у космодрома. Он становился всё больше, как Марф и предсказала. Видимо, к нему и правда присоединялись те жури, которые напали на нас у тюрьмы.

– Готовность – двадцать секунд! – объявила Марф. – Айла, ты готова?

– Надеюсь, что да, – ответила сестра и провела пальцами по струнам.

Я сел рядом с ней.

– Тебе чем-нибудь помочь?

Вдруг на все окна опустились тяжёлые жалюзи, и нас буквально отрезало от внешнего мира. Айла не слышала объяснения Марф и поэтому сильно встревожилась.

– Что происходит?

– Десять секунд! – крикнула Марф.

– Долго объяснять, – сказал я сестре. – Не волнуйся, так задумано.

Марф выключила звук в телевизоре, и я впервые услышал шум роя, к которому мы приближались. Крики становились всё громче, а на экране было столько жури, что они полностью заслонили яркий электрический купол.

– Пять… четыре… – отсчитывала Марф.

Свет ограждения мигнул, на секунду вспыхнул ярче и погас.

Разъярённая толпа пробила купол, защищавший наших родителей. Я ахнул, но этого никто не услышал за нарастающим гудением роя.

– …три… два…

Айла заметила, как изменилось у меня лицо, и проследила за моим взглядом. Жури устремились к ангару, в котором держали моих родителей. Их вопли почти полностью перекрывали отсчёт Марф.

– …один…

– Божетымой!

– Не смотри! – крикнул я Айле. – Просто играй!

– Микрофон включён! – доложила Марф.

На дроне зажёгся зелёный огонёк, и по капсуле расплылся запах бензина. Мы очутились прямо над роем.

Сестра посмотрела на меня, широко распахнув глаза от ужаса. Рёв толпы резал слух. Молясь про себя, чтобы нас услышали, я изобразил, будто бью по струнам, – ну же, Айла, играй!

Она не двигалась. Просто глядела на меня, бледная и испуганная. Я задёргался ещё энергичнее.

«Давай, Айла! Начинай!»

Она зажмурилась и взяла первый аккорд «А мне бы жить под небом голубым».

Динамики оказались мощными, как Марф и обещала. У меня даже в ушах зазвенело от такой громкости.

Айла вздрогнула, но продолжила играть.

Я поднял взгляд на экран. Там появилась наша капсула – миниатюрная капля в океане грозных жури. Она возникла над ними внезапно, словно из ниоткуда, и так же внезапно исчезла.

Снова появилась, чуть левее.

И снова исчезла.

И снова… и снова…

Всего за две секунды она поменяла положение раз шесть, двигаясь непредсказуемо и слишком быстро даже для телевизионной камеры жури.

Теперь мне стало ясно, зачем мы закрыли окна. Из-за инерционного буферизирования я не чувствовал этих скачков, но даже от мельтешения капсулы на экране меня начало подташнивать. Пожалуй, видеть это своими глазами и впрямь было бы невыносимо.

Музыка била мне по ушам, словно приливная волна. Я старался не обращать внимания на капсулу и наблюдать только за реакцией жури. Весь рой как будто содрогался от каждой ноты, сжимаясь на сильных долях такта и расширяясь на слабых.