Нежное имя мечты

В трубке раздались короткие гудки. Я верила и не верила. Неужели недосягаемый Бобылев звонил только что по городскому телефону и справлялся о моем здоровье? Не может такого быть. Это была Блинова. Я точно помню, что это была именно она. Просто она превратилась в Бобылева, нечаянно заговорила его голосом. Присвоила частную собственность. Такое бывает. Редко, но бывает. Катьку арестуют правоохранительные органы. Моя температура выросла до сорока трех градусов. Меня знобило и трясло, как в лихорадке. В подобном состоянии даже Катька Блинова запросто может перевоплотиться в сказочного принца. Или в директора «Меркурия». Сознание качнулось, зыбко зашаталось и куда-то провалилось. Я ничего не помню. Долгое блуждание в потемках. Долгое и тоскливое. Без сознания невозможно выжить. Оно придает нам равновесие. Когда оно уходит, мы теряемся, тонем, плачем и тоскуем. Кто-то подергал меня за воротник куртки. Я ощутила холод, неудобство, зябкую неустроенность. В моей голове что-то сдвинулось, зашаталось, застучало, я дернулась всем телом, вздрогнула, озноб прошел по всему телу, добрался до мозжечка, вновь ринулся вниз, и вдруг я обрела ясность – четкую и категоричную. Мир вновь встал на рельсы. Состав дернулся, тяжело задрожал, сделал первые шаги, разбежался и с грохотом понесся по накатанному пути. Дверной звонок разрывался от натуги. Я огляделась. Кромешный мрак. В темноте поблескивала зеленоватая лампочка в телевизоре. В куртке, в брюках от Марлен, в шифоновой разлетайке я лежала на кровати, видимо, лежала довольно долго. За окном было темно. Впрочем, темно было везде, даже в моей душе. Я привстала и снова повалилась на кровать. Почти провалилась. Звонок сотрясался от негодования. Я мысленно крикнула себе, дескать, встань и иди. И смотри. Приказам нужно подчиняться. И я встала. Подошла к двери. Не спрашивая, открыла. Бобылев. Родной. Любимый. Он смотрел на меня в упор, будто держал на прицеле.

– Ты перепугала меня, Инесса, – сказал Бобылев, убрав взгляд вовнутрь, словно приклад снял с плеча.

– У меня ангина, насморк и кашель, – сказала я и звонко чихнула.

– Давно? – Сергей прошел в квартиру, разделся и обнял меня. Провел в кухню. Выложил на стол какие-то предметы. Привез лекарства. Нормальный мужчина обязан заботиться о любимой женщине. Если хочет, чтобы она быстрее выздоровела.

– Давно. Думала, быстро пройдет. А у меня, наоборот, все закрепилось, укоренилось, перешло в хроническую стадию, – я еще пыталась шутить, надеясь, что вижу очередной сон. Олигарх спустился с небес и принес в клюве пакетик «Колдрекса», видимо, там у них наверху открылась фабрика по изготовлению нужных снадобий.

– Срочно в постель, – приказал Бобылев.

И я послушалась его, командный голос подействовал на меня, как походная труба, я побрела в спальню, по пути сдергивая с себя надоевшую куртку. Я разъединила крючки, и марленовские брюки спустились сами, разлегшись на полу неравнобедренным треугольником. Бобылев принес кружку с дымящимся напитком. Запахло мандаринами и Новым годом. Начался праздник. Бобылев пришел. Кажется, это уже было когда-то. Или это было всегда? Наш заоблачный роман строится по типу – Бобылев пришел. Бобылев ушел. Просто Бобылев. Затем все по порядку, начиная с конца. Или с начала романа. Сначала мочало, начинай сначала. И так на всю оставшуюся жизнь. Сегодня Бобылев пришел. Скоро он уйдет. И я принялась ждать, когда он уйдет. Так всегда бывает, когда отношения мужчины и женщины выстраиваются по типу: ушел – пришел – вернулся – победил. Поразил в самое сердце. Точно, это уже было. Бобылев когда-то приходил и уходил. Побеждал и поражал. Все повторяется на этом свете. Трагедия превращается в фарс. Уходы и приходы Бобылева превратились во вредную привычку. Мою вредную привычку. И я сдалась в плен. Я с шумом отхлебнула питье из кружки. Горячо, но вкусно. Мне казалось, что я пью дьявольский эликсир. Принимать горячее снадобье из рук любимого приравнивается к чуду. Пьешь и молодеешь на глазах. Превращаешься в прокаженного Дориана Грея.

– Инесса, тебе нужен постельный режим, покой и домашний арест. Я забираю ключи. Звоню твоей маме, чтобы она неусыпно следила за твоим поведением. И никуда не выпускала из дома, – грохотал Бобылев каленым железом. Вообще-то он ничем не грохотал. Мне показалось, что слова гремят, как гром. Как артиллерийская канонада. И я прыснула в кулак. Представила, как он разговаривает с моей матерью. Мама тут же выстраивается по стойке «смирно», Бобылев раздает команды, а родительница послушно прикладывает руку к козырьку.

– Не звони маме, я понимаю, что мне нужно вылечиться, я никуда не пойду из дома, Бобылев, пока не прокашляюсь. Не волнуйся за меня. Не держи в голове всякую ерунду. У тебя хватает своих дел – важных и неотложных. Тебе сейчас не до меня.

Я с удовольствием потягивала горячий оранжевый напиток. Этот астральный цвет когда-нибудь прикончит меня окончательно. Цвет душевного огня. Кажется, он преследует меня по пятам. Куда я, туда и радужная расцветка. Может, и заболела я из-за навязчивой оранжевости?