Нежное имя мечты

Мама срочно организовала шумовой фон, дескать, ничего не слышу, ничего не вижу, ничего никому не скажу, молча приготовлю обед для больных и страждущих и удалюсь за линию горизонта. Туда, где растут одни сосны. Я заставила себя подняться и пойти в душ. Там я долго сдирала с себя жесткой мочалкой следы слез и болезни. Я омывала тело, наполненное любовью, как сосуд с драгоценным напитком. Иногда археологи находят древние амфоры с вином, сохранившим вкус и терпкость в течение пяти тысячелетий. Моя любовь проживет дольше, она перешагнет черту забвения. Я досуха растерлась мохнатым полотенцем. Нездоровье покинуло меня. В зеркале вновь поселилась девушка с задумчивыми глазами. Надо жить. Впереди меня ожидало великое будущее. Я вышла из ванной. Квартира наполнилась жизнью. Приглушенно звучал приемник. Мяукал кот в предвкушении обеда. Что-то тихое напевала мама. Радостное предчувствие обволокло меня с ног до головы, словно закутало в нежный кокон.

– Мам, я долго болела? – спросила я.

– Я тебе звонила два дня, а ты к телефону не подходишь. Я схватила кота в охапку и к тебе, перепугалась до смерти. Прихожу, ты спишь, в квартире все вверх дном. Продуктов в доме нет, холодильник пустой. Инесса, ты себя погубишь, – мама не удержалась, снова завела привычную песню.

– Мам, ты не волнуйся, все люди болеют, особенно в весенний период, – я, не скрываясь, зевнула.

Мамины слова больше не трогали меня, не раздражали, не вызывали агрессию. Пусть поворчит вволю. В семье все фыркают, приобрели кошачьи повадки. А нежный и ласковый котенок давно трансформировался в молодецкого кота. Он по-бойцовски напружинивал мускулы, фыркал по делу и без дела, то есть всячески проявлял мужской характер. Мама его тут же стерилизовала. Кот не мог простить семье этого бесчинства. Я долго не подозревала, что кот подвергся жестокому насилию. Мама проявила инициативу, отвезла бессловесное животное к ветеринару тайком от меня. Кот остался без мужского достоинства. Комплекс вины изводил меня, едва я взглядывала в сторону обиженного Цезаря.

– Цезарь, наша мама злая, на всех ругается, иди ко мне, я тебя люблю. – Я ласкала котенка, а восхитительное предчувствие разрасталось во мне, обещая скорые и сладостные мгновения. Молодость щедра на запоминающиеся минуты. Через всю долгую жизнь человек протягивает за собой короткие мгновения счастья. Но никто не помнит ожидания счастья, томительные минуты предвкушения, тянущиеся сутками, днями и месяцами.

– Инесса, ты сегодня выглядишь особенно, – мама залюбовалась мною, она подошла ко мне и уткнулась лицом в шею. – После болезни ты изменилась. Лицо цветет, как будто тебя раскрасили. Ты вся светишься от счастья. Ты и впрямь любишь своего Бобылева?

– Мам, люблю, люблю, люблю! – Я целовала мамино лицо, будто она могла приблизить сладкое мгновение. Будто каким-то образом могла ускорить вялое течение томительных минут. – Люблю его, как тебя, как жизнь, как Цезаря, как солнце, как все, что есть на этой земле.

– Дочка, а он-то тебя любит? – Мама осторожно освободилась из моих жарких объятий. – Ты любишь, а он?

– И он любит, мама, любит меня гораздо больше и сильнее, чем я его. Ты его еще не знаешь! Бобылев, он – махина. Глыбища. Памятник. Монумент. Он – величина. Фигура! Бобылев – мужчина. Мам, ты рада за меня? – восторженно выкрикнула я и заглянула в мамины глаза. В них затаился страх, женский страх, не материнский. Мама не страшилась за меня как за своего ребенка. Она была уверена в собственной дочери. Мама боялась за меня как за женщину. Она сопереживала мне, как подруга, опасаясь будущих страданий. Любовь тянет за собой страдания, как тяжкий груз. – Не бойся, мам, у меня все в порядке. Моя любовь переживет века и мироздания, она перешагнет череду поколений, я пронесу ее через всю свою жизнь… – Я уверяла маму в устойчивости своего чувства, заодно проверяя себя, а так ли уж крепко я люблю? Может, мне пригрезилась моя планетарная любовь, привиделась во сне и Бобылев никогда не переступал порог моей квартиры?

– Ой, Инесса, – мама отступила от меня, прижав руки к сердцу. Я напугала ее страстным признанием. Мы обе замолчали. Покой покинул нас. Наступившая тишина угрожала перерасти в зловещую предгрозовую тучу. Первой не выдержала мама. Она спешно засобиралась, молча и настороженно обходя меня, будто я представляла серьезную опасность. Я не вмешивалась в процесс сборов. Худой мир лучше доброй ссоры. Мама хочет, чтобы ее дочь жила, как все люди. А дочь придумала себе иное предназначение. Она вывернулась из условностей обычного существования. Мы сухо простились, как едва знакомые люди. Отчуждение прошло между нами пограничной полосой. Никто не должен знать, что творится в моем сердце. Я закрыла его на замок. И больше не впущу туда посторонних.