Вот и первая шутка. Невесть какая, но была достаточной, чтобы их рассмешить. Лютров присел в кресло рядом.
— Я знаю. Вы прилетели на том, на большом?
— Да.
— А когда обратно?
— Может быть, завтра.
— Тогда не уходите, а? Пока я сяду в самолет? Тут хоть и милиция, а я все равно боюсь… Вам не трудно?
— Что вы! Но чем просто так сидеть, пойдемте поужинаем?
— А я успею?.. Правда, я сегодня еще и не обедала. Вообще все кувырком. Ночевала у тети Маши, днем просидела у девочек на работе. Никак не могла дождаться вечера.
Они поднялись в полупустой зал ресторана и сели за столик у окна, отсюда виден был, в конце ряда «ЛИ-2» их «С-44».
Она, проследив за его взглядом, спросила:
— Ваш?
— Да. Нравится?
— Ну и самолетище! Я таких и не видела… Ой, а мы не прозеваем?
— Нет… Скажите, пожалуйста, посадки у вас объявляются? — спросил он у подошедшей официантки.
— Обязательно. По радио. Что будем заказывать?
Лютров посмотрел на Валерию.
— Мне… все равно, чего-нибудь.
Он заказал, что быстрее можно подать и съесть, — котлеты по-киевски, бисквиты и кофе.
— Знаете, я впервые в ресторане.
— Не много потеряли.
— Нет, я потому… Вам со мною неловко, наверно?
— Неловко? Поглядите на моих друзей. Вон в уголке… Разве не видно, что они умирают от зависти?
— От зависти?
— Конечно. Да и не только они. Разве у кого-нибудь еще есть такая красивая спутница?
— А вы их позовите к нам.
— Не хочу.
Ее рассмешило выражение, с каким сказал это Лютров.
В это же самое время Костя Карауш встал и с независимым видом вышел из ресторана.
— А что вы скажете им про меня? Скажите, что мы старые знакомые, ладно?
— Я так и решил. Что вы собираетесь делать в Энске?
— Работать. Я чертежница. До осени поработаю, а потом попытаюсь еще раз поступить в институт. В вечерний.
— Вы уже бывали в Энске?
— Да. Я там часто бываю. Целое лето жила, когда отчим уехал. Он и сейчас в отъезде, работает на севере. Приедет через год… Маме одной скучно.
— Вы бы вместе жили?
— А бабушка? Ей дом жалко. И не хочет она совсем. Когда я как следует устроюсь, я ее к себе заберу. Знаете, какая она хорошая… Я ведь без отца росла, возле нее. Невезучая, да?
— Почему? Я тоже рос без отца, видите, какой вырос.
— Ага, — сказала она и опять засмеялась. Но неожиданно смолкла.
За стулом Лютрова остановился Костя Карауш. То, что у него кто-то за спиной, Лютров понял по выражению веселого недоумения на лице Валерии.
Выждав, когда за столом замолчали, а Лютров повернул к нему голову, Костя склонился, как метрдотель на дипломатическом приеме, и, все еще держа руки за спиной, проговорил:
— Прошу прощения… Несколько мужчин, пожелавших остаться неизвестными, просили передать вашей спутнице… Вы позволите?
— Мы позволим, Валера?
— Позволим!
— В таком разе прошу! — Костя вытянул руку.
— Ой!
В руках у него покачивалось несколько длинноногих красных тюльпанов.
— Ой, спасибо!.. Откуда они?
Костя сделал вид, что открывать тайну ему нельзя, приложил руку к сердцу и, очень довольный исходом миссии, отошел.
— Какой он потешный, этот ваш друг!
— Ага. Одессит, веселый.
— А вы где живете?
— В Энске.
— Вдруг встретимся!
Лютров написал на листке блокнота номер своего телефона и протянул ей.
— Это на случай, если вам опять понадобится провожатый.
— Я и так позвоню. Правда, у мамы нет телефона, но я из автомата, хорошо?
— Лишь бы было слышно.
— Знаете, хорошо все-таки, что я вас увидела. Мне теперь даже смешно, что я боялась, пряталась.
— Ну и слава богу. Я тоже рад, что увидел вас.
Пока они сидели за столом, и потом, когда он провожал ее к обтертому «ЛИ-2» и стоял у трапа в общей очереди, чувствуя безбоязненные прикосновения совсем освоившейся с ним девушки, Лютров проникся уже совсем родственной причастностью к ее отъезду, о чем-то тревожился, а в момент, когда она, еще не протянув руки за чемоданом, вопросительно поглядела на него, испытал такое сильное желание обнять ее, наговорить каких-то благодарных слов, что едва принудил себя отдать ей вещи, и при этом был так растерян, что не слышал сказанного ею на прощанье. А когда увидел ее поднимающейся по трапу, мучительно ждал, что она повернется на прощанье, кивнет ему, но она не повернулась и не кивнула.
Вылетели они в конце следующего дня. Тасманов заправил самолет минимумом топлива, и они поднялись, не пробежав и двух третей взлетной полосы, окатив Перекаты неслыханным здесь ревом двигателей, и резво пошли вверх, оставляя за собой четыре едва приметных дымных следа.
— Надеюсь, еще не капает, уважаемый Иосаф Иванович? — спросил Костя Карауш.
Каждый из экипажа улыбнулся: все подумали об одном и том же.
Когда легли на курс, Лютров повернулся к Чернораю:
— Слава, возьми управление.
— Понял, командир.
Скинув шлем, Лютров привалился к спинке катапультного кресла и прикрыл глаза, повинуясь желанию заново пережить в воображении встречи с Валерией, собрать воедино все, что успел увидеть и узнать об этой девушке с византийскими глазами.