Нежные признания

Ей снилась мама, когда Джеймс вторгся в ее мысли. Мать и дочь. Но Мадлен не была ей полноценной матерью. Именно отец был рядом во время болезни и здравия, когда она радовалась или грустила. Но он обманул ее, и ей трудно было это простить. Она могла бы писать маме. У них могла бы быть какая-то связь, пусть и слабая. Отец лишил ее этого.

Может быть, она принимает желаемое за действительное? Может, это Мадлен не желала знаться с брошенной ею дочерью? Это было неважно. Правдами или неправдами она должна узнать врага и воздать ему по заслугам.

Этот день наступит, по словам Джеймса, когда она окажется в заброшенном доме с консольной лестницей.

— Нет. Я не могу поехать с Лили и Дорой, — сказала она. — Решается моя судьба. Мы должны оказаться вместе в итоге, верно?

Ответа не последовало.

Фэйт повернулась и посмотрела на него. Он вытянулся на кровати и, по-видимому, уснул.

— Джеймс?

Он пошевелился и протянул к ней руку, но его глаза оставались закрытыми.

Она направилась к нему, накрыла одеялом и прикоснулась к его руке.

— Мне не нужна Флоренс Найтингейл, — пробормотал он. — Я хочу тебя и никого другого.

Когда он потянул ее за руку, она села на кровать. На его пальцах были глубокие порезы, на лице — следы от ударов. Он был похож на павшего гладиатора.

Странная боль зародилась где-то возле ее сердца и распространилась по всему телу. Она почувствовала слабость в коленях, руки задрожали, горло сдавило. Гладиатор пал, служа ей, а единственной наградой ему был ее острый язык. Ей должно быть стыдно за себя.

Фэйт вздохнула и легла рядом с ним. Вскоре она придвинулась поближе к нему и уснула.

Проснувшись после недолгого сна, она поняла, что все это время держала Джеймса за руки, а теперь осыпала поцелуями ссадины на его пальцах. Она чувствовала его неровный пульс под своей рукой. Затаив дыхание, девушка подняла голову, посмотрела на него и поймала его настороженный взгляд.

— Скажи мне, что я не сплю, — попросил он.

Только теперь она поняла, что ночью залезла под одеяло, и тесно прижалась к его упругому телу.

— Да, то есть нет, — уклончиво ответила Фэйт.

В его глазах уже не было тревоги.

— Что ты делаешь, Фэйт?

— Поцелуями прогоняю боль. — Этого объяснения казалось недостаточно, поэтому она уточнила: — Так делал мой отец, когда я в детстве сбивала коленки.

— Не останавливайся. На моем лице тоже есть царапины. Я чувствую их. Ты ведь прогонишь и эту боль?

— Это был сон.

— Сейчас мы не спим.

— Кажется, нет.

— Это все, что я хотел услышать.

Он, не мешкая, наклонил голову и оставил чарующий поцелуй на ее губах, потом быстро раздвинул края халата и овладел ее грудью. Он услышал, как от неожиданности она затаила дыхание, почувствовал ускорившееся биение ее сердца, но она не оттолкнула его. Вместо этого ее руки заскользили по его плечам и обвили шею. Он целовал ее снова и снова, и страсть, которую ощущал на ее губах, заставляла его жаждать большего.

Джеймс был так возбужден, что хотел взять ее сразу. Но знал, что ему не стоит этого делать и что он этого не сделает. Его сводило с ума не вожделение. Он хотел снова и снова укладывать ее в постель, чтобы убедить ее старым проверенным методом, что она принадлежит ему.

Он оторвался от нее. Фэйт не остановила его, когда он снял с нее одежду и отбросил в сторону. Так же он поступил со своей одеждой. Два обнаженных тела слились. Ему хотелось ласкать и доставлять удовольствие ей, пока она не была бы готова принять его.

Он провел большим пальцем по ее соску, и негромкий стон удовольствия заставил его кровь бежать быстрее. Губы и язык пришли на смену пальцам, и он начал нежно ласкать девушку. Ее спина выгнулась, и она пронзительно вскрикнула. Когда он сделал это снова, она высвободилась из его объятий.

Он задыхался и с трудом смог вымолвить:

— Только не говори мне, что ты не хочешь этого, — я не поверю тебе.

— Идиот! — Ее дыхание тоже было сбившимся. — Я здесь, с тобой, потому что хочу этого. Тебе не нужно соблазнять или торопить меня. Я не передумаю. — Она прикоснулась своим лбом к его. — Я все решаю сама. Поэтому давай начнем сначала? Но на этот раз я тоже хочу участвовать в игре.

Она была права. Он не хотел давать ей время на размышление из боязни, что она передумает. Вся эта чепуха о том, что нужно затащить женщину в постель, чтобы убедить ее, что она принадлежит ему, была не более чем… чепухой. Она была самодостаточным человеком. Она шла туда, куда хотела идти.

Именно поэтому у Джеймса все сжалось внутри.

У него были соперники, но не из плоти и крови. Ее голова была забита очарованием и пафосом матери, которую она никогда не знала. Он не представлял, как побороть это, но собирался попробовать.

— Хорошо. Начинай играть, — сказал он.

Фэйт уже не была новичком и знала, где и как прикоснуться к нему, чтобы заставить его задрожать. Но здесь было нечто большее, чем простое удовлетворение желания. Она была женщиной, отстаивающей свои права быть полноценным и равным партнером в старом как мир ритуале, и доводила его до умопомрачения.