Нежный омут

Я должна собраться с силами и попасть к нему… Но земля между нами резко прорывается кривой зигзагообразной линией; кажется, я кричу, с трудом балансируя на трясущемся клочке земли, еще немного, и я упаду. Я тяну руки, безмолвно молю дать мне ладонь, но он не двигается, позволяет мне упасть, не делая ничего для того, чтобы попробовать меня спасти. Это страшно – понимать, что тот, кого ты любишь, находится так рядом и так далеко одновременно. Страшно осознавать свою ненужность, бесполезность для него. Страшно, но все-таки где-то глубоко внутри медленным огоньком возникает надежда.

Когда я срываюсь вниз, устремив кверху безумный взгляд, вижу, как он подходит к самому краю для того, чтобы послать мне прощальную улыбку…

***

Дурацкий сон, лишний раз подтверждающий, что сказка кончилась. Я лежу без движения на неразобранной постели, прямо поверх колючего покрывала, смотрю в потолок и медленно прокручиваю в голове врезавшийся в память разговор. Его голос, такой невозмутимо спокойный, и слова, ранящие похлеще кнута. Мне хочется вскочить, сильно сжать лицо в ладонях; упасть, съежиться в углу комнаты и замереть на долгое время. Вместо этого я лежу и смотрю в чертов потолок. Паршиво.

Кайдалов Сергей Викторович. Сергей. Сережа… Имя, которое выводит из себя сердечного друга Морфея, не дает заснуть, даже когда сами собой закрываются глаза. А если все же сон победит, то картинки, вызванные подсознанием, лишний раз повергают в мысли, которые ни одному оптимисту в мире не придет в голову назвать положительными. Напрасно я пыталась сотворить из двух совершенно разных историй одну, связную, логичную и интересную. Его жанр не может пересекаться с романтикой, а я слишком поздно это поняла.

Непростительно поздно…

В который раз вспоминаю то чудесное утро, которое мы провели вместе, как самая настоящая влюбленная пара – он обнимал меня во сне, и его руки на моем теле отчего-то вселяли уверенность в надежности и защите. Иду в душ и тут же зависаю возле закрытой кабины – в памяти проносятся быстрые цветные кадры, в которых мы вместе, рядом. Ладони сами собой скользят по сухой стенке, воображая, как пальцы касаются жарких капель, и он где-то тут, совсем близко, стоит только обернуться, и…

И ничего. Все становится напрасным, когда приходит понимание одного-единственного непреложного факта – того, кто так нужен, больше в моей жизни нет.

Уже потом, узнав, что в таком состоянии зависала всего лишь пару-тройку дней, я сначала не поверила; секунда в моем представлении оборачивалась в день. И сколько бы это продолжалось дальше – риторический вопрос, на который мне, пожалуй, не найти однозначного ответа. Все изменил громкий звонок в дверь, раздавшийся однажды в моей квартире.

Звонок. Я вскочила, растерянно проведя рукой по спутанным волосам, чувствуя, как ускоряется биение уже почти не функционирующего сердца, и замерла, напрягла слух. Повторный перелив звонка подтвердил, что там, за дверью, кто-то действительно жаждет обратить на себя мое внимание. И этим «кем-то» вполне может быть…

Черт! Не понимая, что делаю, но смутно представляя нелепость, и даже глупость своего поведения, я подбежала к зеркалу и с тоской обозрела открывшийся великолепный вид на бледную, припухшую, совершенно несчастную физиономию. На меня хмуро, с недоверием, смотрел оживший мертвец – почти точная копия одного не слишком симпатичного вурдалака, над которым мы с Дашкой когда-то смеялись, в то время как остальные посетители кинотеатра дрожали от ужаса. Сейчас я вполне могла разделить их реакцию.

Звонок повторился, но я уже не спешила на активные позывы распахнуть дверь. Нет, ни за что, пусть убирается к черту, мне хватило того, что он уже успел поведать тогда, в машине. И зачем, спрашивается, притащился снова – стало скучно, или, может, вспомнил какую-либо очередную, еще не высказанную, издевку? Даже слушать не хочу. И видеть… Видеть – тем более…

Думая так, я, тем не менее, осторожно продвигалась в сторону прихожей; не открою, ни за что не открою. Звонки уже прекратились, и теперь в дверь настойчиво стучали кулаком. Стараясь не шуметь, я вплотную подошла к двери, заглянула в «глазок» и едва не застонала от разочарования – на лестничной площадке не было никакого Сергея; там стояла Саша.

- Марта, - позвала она, прекратив мучить дверь ударами кулаков. – Открывай, я тебя слышу.

Кажется, в таких случаях говорят «сопротивление бесполезно». Уразумев, что за дверью нет никакого Кайдалова, я почувствовала признак надвигающейся апатии; стало как-то пусто и совершенно все равно. Я равнодушным движением повернула замок, и Саша тут же очутилась рядом.

- Красота, - не поскупилась она на комплимент, обозрев то, что я сейчас из себя представляла. – По какому поводу хандришь?

Едва махнув рукой, что можно было понимать как угодно, я поплелась обратно к излюбленному за все эти пустые бесполезные дни дивану. Судя по звукам позади, Саша все же захлопнула дверь, после чего направилась следом за мной. В комнату она вошла как раз в тот момент, когда я устроилась на софе в прежней лежачей позе.