Незримый фронт Отечества. 1917–2017. Книга 1

— Вот что, политрук, — заговорил он в нос (тоже мне француз, подумал Белозеров), — пойдешь сейчас на КП восьмого — это чуть дальше опор моста. Представишься командиру полка. Там сейчас майор Кириллов. И конечно комиссару. Кто там сейчас, еще не знаю. Разыщи полевую сумку погибшего уполномоченного. Разберись в бумагах… кстати, блокнот ищи не в сумке, а в гимнастерке. Разберись, кто там в его активе-пассиве. Не разберешься — приходи ко мне. Попробуем вместе.

— А если его уже захоронили? — вырвалось у Белозерова.

— Да ты что? — загундосил Копалов. — Кто тут кого второпях хоронит? Только разве сами снаряды. Какие тут, к черту, фигурально говоря, похороны, коли и так почти каждого то зарывает, то откапывает. А я к тому же звонил военкому, еще тому, чтобы до твоего прихода, то бишь до назначения нового, никто нашего Зуева не трогал, ну может, отнесли куда в укрытие. Эх, политрук, и толковый же парень был Миша Зуев. Фигура! — И, помолчав, добавил: — Умница… — Глаза Копалова помутнели. — Так что двигай! Да, вот что еще: приглядись к самому Кириллову. Дельце во фронте на него есть. Формуляр — не шутка! Проходил по показаниям[46]. Понял? И если чуть что, гляди, не зевай! Права тебе теперь Верховным даны вплоть до вышки. Решаешь сам. По обстоятельствам. Так что помни: никому без приказа назад ни полшага, хоть какой командир-рас- командир, хоть заслуженный-перезаслуженный… К тому же здесь и шагать-то назад вроде некуда, только в воду.

Криво усмехнувшись, Копалов сжал свои тонкие губы, пригладил темную шевелюру:

— Главное, пусть люди смотрят, чтобы в бою или после боя не подкинули в наши порядки блох от собаки Канариса[47]

. Тут такое смешение языцев, дивизий, полков, бригад, батальонов, что сам черт кочергой не отделит своего от чужого. А ты обязан! Понял, «крокист»? Пусть глядят в оба, кого отправляют на переправу. Фрицы фигурально взяли моду забрасывать своих под видом раненых. И вообще, там поменьше миндальничай. Нас сюда прислали не дипломатов из себя корчить. Трусам, изменникам — никакой пощады! Слышишь?

— Слышу, — вяло ответил политрук и с сомнением добавил, — откуда им тут взяться, изменникам-то? Во-первых, я видел, как сюда рвались. Все как один. Хотя знали — здесь не сладко. А во-вторых, наша дивизия-то НКВД — все коммунисты, чекисты…

— Вон как ты распелся, — не дав закончить, вскипел Копалов, — «во-вторых, во-первых»! Ты это, пока не поздно, выбрось! Заруби-ка себе «в-третьих», что, будь все так, как ты болтаешь, на хрена ты и я нужны были бы здесь?! А вот прислали, да предупредили о высокой большевистской бдительности… Что-то ты мне, парень, не нравишься. Вот еще фигура! Давно в органах?

— Около года.

— А самому сколько?

— Уже двадцать два.

— Оно и видно. Сосунок, кругом! — сопроводил этот не лестный отзыв матом начальник особдива. — И как тебя только уже сумели в шестое назначить? Хотя ведь ты шестерка и есть, — расхохотался, довольный своим каламбуром. Но видя, что его собеседник, покраснев от гнева, хочет ему выпалить что-то не менее колкое и оскорбительное, Копалов, примирительно толкнув в плечо нового подчиненного, угрюмо выдавил: — Видишь, чего здесь делается? Камни и те снарядами перетирают в дресву, а ты: «все коммунисты», «все чекисты», «насквозь проверенные»… А ты знаешь, что к нам напихали и каких-то пожарников, и курсантов-ветеринаров? Им до кубиков на петлицы оставалось всего полгода, а сюда — рядовыми бойцами. Думаешь, у всех «настроение — китайская чайница»? И все на правый берег положили хрест? Вон вчера мы одного шлепнули: из воронки фигурально выставил свою лапу, чтобы снайпер врезал. Или, думаешь, не найдется такой, что, наклав в штаны, поползет к фашистам с розовеньким пропуском в зубах? Гляди, сколько тут накидано этого бумажного дерьма. Так вот, как тебя?.. Белозеров? Я тебе сразу говорю, Белозеров. Случится такое в твоем полку — не пеняй — самого расстреляю. Постановление с ходу вынесу. Понял, обидчивый товарищ?! — И, не ожидая ответа, уже спокойно добавил, — меня, когда понадоблюсь, будешь искать на участке восьмой переправы и здесь в отделе. Своего блиндажа, — развел руками, — пока по бедности не имеем.

Командир полка майор Кириллов встретил Белозерова в блиндаже. Буднично, понимающе кивнул — мол, прибыл и прибыл, садись, слушай, мотай на ус. Политрук сел на ржавую бочку, врытую в землю. Обсуждали обстановку.

Переправа унесла не менее пятой части боевых штыков. У других было даже хуже. Во вчерашних атаках по изрытому минами полю на деревню Арбузово без поддержки артиллерии, вернее, с нескорректированным огнем с правого берега, полк не досчитался половины состава. Снаряды ложились довольно густо, но не на огневые противника, а где-то рядом.

Говорили, что немцам удалось, перед самым нашим ударом, разрушить трубу бумкомбината в Невской Дубровке, откуда велась корректировка огня. У полка и артиллерии, да и минометов — раз-два и обчелся. Орудия, уцелевшие при переправе, не успевают выкатить на позицию, как их накрывают немецкие батареи, ведущие огонь из-за узкоколейки.