Незримый фронт. Сага о разведчиках

Как рассказывала Нина Анатольевна, супруга Павла Михайловича Фитина, расставаясь, Сталин добавил, что в случае, если информация не подтвердится, придется заплатить головой…

«Прошло несколько дней, — пишет Павел Михайлович. — На рассвете я вышел из наркомата. Позади напряженная неделя. Было воскресенье, день отдыха. А мысли, мысли, как маятник часов: “Неужели дезинформация? А если нет, тогда как?” С этими думами я приехал домой и прилег, но уснуть так и не удалось — зазвонил телефон. Было пять часов утра. В трубке голос дежурного по наркомату: “Товарищ генерал, вас срочно вызывает нарком, машина послана”. Я тут же оделся и вышел, будучи твердо уверен, что случилось именно то, о чем несколько дней назад шла речь у Сталина».

Как мне рассказала внучка Павла Михайловича — Елена Благовещенская, дома он любил пошутить: «Не было бы счастья, да несчастье помогло», — немецкое вторжение расставило все точки над «i».

Кстати, по словам родственников, Павел Михайлович никогда не говорил, что 17 июня 1941 года Сталин наложил на его донесение какую-то резолюцию, тем более нецензурную — слухи о которой периодически всплывают в СМИ. То же самое убедительно доказал мой друг, историк спецслужб и ветеран внешней разведки КГБ СССР Арсен Мартиросян, который в «Новых ведомостях» в сентябре 2015 года привел исчерпывающие доказательства того, что донесение Фитина с резолюцией Сталина — фальшивка.

Как события развивались дальше, мы уже писали в предыдущей главе. Берия вызвал Судоплатова и распорядился об организации особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. По предложению Судоплатова его заместителем был назначен Эйтингон. Для восполнения недостатка в кадрах были возвращены на службу известные чекисты, такие как руководитель «группы Яши» Яков Серебрянский, будущий командир отряда «Победители» Герой Советского Союза Дмитрий Николаевич Медведев, известный чекист, партизан, специалист по Китаю Георгий Иванович Мордвинов.

«В кабинетах на Лубянке в одних сейфах револьверы и патроны, наручные часы, компасы, в других — партийные и комсомольские билеты, списки отправленных в тыл, их “легенды”. На полу — ящики с патронами. Толовые шашки, бикфордовы шнуры. Бутылки с зажигательной смесью, — вспоминает Зоя Ивановна. — Каждый из работников Особой группы, на основе которой была создана Отдельная мотострелковая бригада особого назначения (ОМСБОН), тоже готовился к тому, чтобы в любой момент направиться в тыл врага. Одни группы предназначены для подрывной работы на железных дорогах по уничтожению живой силы и техники врага, они сбрасываются на парашютах в леса, другие — разведывательные — должны осесть в городах. Для каждой группы своя легенда, своя программа действий. Разведгруппа — это почти всегда семья: дед, бабка, внук или внучка. “Дед” — руководитель группы, “бабка” — его заместитель, “внук” или “внучка” — радист-шифровальщик. Деды и бабушки — старые большевики, лет под шестьдесят и старше, с огромным опытом подпольной работы и партизанской борьбы во время Гражданской войны. По возрасту и состоянию здоровья они освобождены от военной службы, должны ехать в эвакуацию с семьями, но наотрез отказались. Только на фронт, на передовую или в партизанский отряд. Появились у нас и “испанцы” — бойцы различных родов войск, участники сражений в республиканской Испании, члены интернациональных бригад. <…> Полковник Георгий Иванович Мордвинов отбирал людей из “старой гвардии”. Мордвинов — человек легендарного мужества и отваги. Он закончил Институт востоковедения, китаист. Дважды его приговаривали к смертной казни. Первый раз попал в плен к японцам, второй раз, уже будучи разведчиком, “провалился” в одной из европейских стран (Турции. — А. В.

). Оба раза сумел выскользнуть из рук вражеских контрразведок. Я работала в паре с Георгием Ивановичем, мы подбирали для его “стариков” дочек, внуков, других помощников. В жгучие июльские дни сорок первого по Маросейке, на углу которой находится здание ЦК ВЛКСМ, вытягивалась по тротуару нескончаемая очередь молодежи, главным образом из не достигших призывного возраста. Было среди них много и девушек. Все они требовали немедленной посылки на фронт, и только на передовую. Я отбирала из этих ребят радистов, переводчиков со знанием немецкого языка, парашютистов, лыжников, “ворошиловских стрелков” и включала в наши группы, которые именовались “Смерть немецким захватчикам”».

Тем временем муж Зои Ивановны Борис Рыбкин проходил подготовку для работы в Швеции в качестве резидента — он сменил на этом посту Ивана Чичаева, о чем мы писали выше. Руководством разведки было принято решение направить вместе с ним и его супругу. Так в конце 1941 года чета «Ярцевых» оказалась в Стокгольме. Официально «Ирина» значилась там пресс-атташе советского посольства.