Незваная гостья

– Ну конечно, – говорит Гас. – Кто ж не знает Эффиных матрешек? Но я их не видел. Уже очень давно. И, кстати, в диванчике их нет. Я в него заглянул перед уходом. Заставил диджея перенести барахло. В нем пусто.

– Правда? – Я с беспокойством смотрю на него. – Ты уверен?

– Вообще-то да. Мне жаль, Эффс. Но они, должно быть, в другом месте.

– Что я и говорила, – вклинивается Бин. – Я помню, что видела их где-то в доме.

Но где? – в отчаянии думаю я. Где?

– В любом случае спасибо, Гас, – говорю я, и он кивает в ответ.

В его лице нет ни тени подозрения. Похоже, он не догадывается о том, что я видела его с тестом на беременность. Но я-то в курсе, и, хотя внешне он выглядит расслабленным, меня не обмануть.

– Ну что, предлагаю тост. За что выпьем? – Гас поднимает бокал.

– За новую жизнь, – предлагает Бин, и у меня внезапно возникает ужасное подозрение, что сейчас она брякнет про расставание Гаса с Ромилли и как это будет замечательно, поэтому я быстро выпаливаю:

– За честность между братьями и сестрами.

– Хорошо, – говорит Гас, слегка сбитый с толку. – И кто у нас нечестный?

– А это станет ясно после того, как ты ответишь на следующий вопрос. – Я сверлю его взглядом. – Что происходит, Гас? Я слышала, как внизу ты говорил про «обвинения», так что, если тебе светит тюрьма, лучше поставь нас в известность.

– Тюрьма? – Гас фыркает от смеха. – Что за бред!

– Тогда о каких обвинениях шла речь? – с тревогой спрашивает Бин. – И почему они могут просочиться в прессу?

– При чем тут я? – возмущается Гас. – Пришло же в голову! Эффи, ты не знаешь, что подслушивать нехорошо, а? – Он хмуро смотрит на меня. – Эти обвинения не имеют ко мне никакого отношения. Непосредственно, – добавляет он.

– Тогда в чем дело? – наседаю я. – Потому что голос у тебя был довольно обеспокоенный.

Гас делает большой глоток и выдыхает.

– Ладно, – говорит он, переводя взгляд с меня на Бин. – Только строго между нами. Ромилли обвинили в травле подчиненного, и ее могут привлечь к суду. Я разговаривал со знакомым адвокатом. Но вы ни сном ни духом, договорились?

Ромилли занималась травлей? Да быть того не может! Чтобы наша душка-лапушка Ромилли…

Я бросаю взгляд на Бин и быстро отвожу глаза.

– Ой… нет! – Сочувствующее ойканье в исполнении Бин звучит не очень убедительно. – Бедняжка Ромилли. Это… э-э…

– Ужасно, – подсказываю я. – Ничего такого она, конечно же, не делала.

– Нет, – говорит Гас. – Ну вот.

Наступает долгая, неловкая тишина, в продолжение которой все, что мы не можем высказать, бесшумно порхает где-то рядом в воздухе.

– Вот об этом и был разговор, – наконец произносит Гас, с ироническим видом поднимая бокал. – Тогда за счастье! – Он делает большой глоток, а затем уже более серьезным голосом добавляет: – Вообще-то здорово, что вы вытащили меня сюда. Мы просто были обязаны напоследок выпить втроем.

– Папа абсолютно счастлив, – мрачно говорю я. – Ты видел, как они с Кристой танцуют?

– Упоительное зрелище. – Гас поднимает глаза.

– Я все вспоминала нашу ночь Бёрнса. – Я поворачиваюсь к Гасу, в душе снова саднит. – Как мы танцевали рил, помнишь? А хаггис? И стихи?

– Это было прикольно, – кивает Гас. – Папин акцент. – Он хихикает. – Но виски был хороший. Кажется, это было в другой жизни.

– Вот именно. – Я сглатываю. – В другой жизни. Которой никогда больше не будет.

Вообще-то я не собиралась говорить о папе и о разводе или о чем-то подобном. Просто за вечер накипело. И теперь, когда мы собрались здесь, только втроем, боль хлынула наружу.

– Внизу я слышала, как папа говорил, что никогда не был так счастлив. – Я с несчастным видом смотрю на Гаса, затем на Бин. – Он, наверное, ждет не дождется, когда избавится от этого дома. Ему, наверное, до смерти надоело делать вид, что мы с Мими – его семья. Это ведь сколько лет тянулось – всю нашу жизнь.

– Эффи! – протестует Бин. – Не говори так. То, что папа счастлив сейчас, не означает, что он не был счастлив прежде. И мы по-прежнему семья. Прекращай подобные разговоры. – Она поворачивается к Гасу: – Скажи ей.

– Помните, как мама Хамфа как-то назвала нас самодеятельным семейством? – говорю я, игнорируя Бин.

– Эта женщина помешалась на почве снобизма, – закатывая глаза, говорит Гас.

– Ну, в любом случае она ошибалась, потому что мы не самодеятельная, а саморазрушенная семья.

– Разрушенная! – Гас вскидывает брови. – Ну, ты, Эффи, как всегда, драматизируешь.

– А ты не чувствуешь, что твоя жизнь разрушена?

– У меня есть уйма причин считать, что моя жизнь разрушена, – говорит Гас и делает еще один большой глоток вина.

– Мы даже не можем вместе спеть «Застольную», – говорю я. – Отродясь не видела более жалкого зрелища. Это было ужасно.

– О боже, – вздрагивает Бин. – Мне так нехорошо из-за этого. Бедный папа. Но почему-то это казалось неправильным. Ты не сидела за столом, Эффи… Я не знаю…

– Это было странно, – говорит Гас. – Неестественно. Папа сбился с ритма. Он притворялся.

– Именно. Весь этот ужин был притворством. – Я хмуро смотрю по сторонам. – Признайтесь, нас больше нет.