Ничего для себя. Повесть о Луизе Мишель

Дни она проводила со своими ученицами, а вечерами посещала лекции и курсы на улице Отфейль. Ненастные вечера просиживала в библиотеке Святой Женевъевы в Латинском квартале или дома, за бюро, у камина, писала стихи, поэмы, — многое удалось опубликовать, — тогда-то она и вступила в «Союз поэтов».

А Марианна занималась немудреным хозяйством и, с грустью поглядывая на дочку, украдкой вздыхала.

— Ты что, мама? — беспокоилась Луиза.

— Ах, Луизетта, Луизетта! — покачивала седеющей головой Марианна. — Мне хочется, дочка, понянчить твое дитя. Я все жду, когда выйдешь замуж.

— Ой, мама! Я же тебе сто раз говорила: мой жених убит на баррикадах в сорок восьмом!

— Все шутишь, — с укором замечала мать. — А дни идут и идут. И не остановишь их и потом не вернешь!

— Оставь, мама! — всерьез сердилась Луиза. — Ты же знаешь, я никого не люблю! А брак без любви… прости за грубость, мама, но, по-моему, нет разницы между проституцией и подобным браком!

Марианна Мишель печально умолкала: ну что она могла ответить? Сама она в молодости была прямо-таки красоткой, мужчины и сейчас нет-нет да и поглядывали ей вслед, подкручивая ус. А Луиза хотя и обаятельная, живая, умная, но некрасивая девочка, еще во Вронкуре и Шомоне Марианне не раз приходилось слышать: «Неужели Луиза ваша дочь? Ни малейшего сходства!» И Марианне нечего было ответить, она и сама не могла понять, как такое «чудо наоборот» произошло? Она лишь благодарила судьбу, что та послала ей дочь, последнее утешение на старости лет.

Да, дни шли, сливались в недели и месяцы, прессовались в годы, оставляя в глубине души наслоения радостей и горестей, несбывшихся надежд и похороненных ожиданий…

А мир жил сложной и напряженной жизнью. Почти не затухая, бушевали на планете войны. Завершилась гражданская битва за свободу негров в Северной Америке. Повесили самоотверженного и благородного Джона Брауна. Наконец-то освободили от крепостной зависимости несчастных крестьян Российской империи. Военные фрегаты и корветы увозили французских парней за моря-океаны — умирать неведомо за что на чужой земле. Так отошли в прошлое Крымская война с Россией, бессмысленная война в Китае, Мексиканская и Тунисская экспедиции, — о них напоминали безрукие и безногие калеки, ковылявшие по улицам и кабачкам Парижа.

А в самом Париже по инициативе префекта департамента Сены барона Османа разворачивалось невиданное до тех пор строительство: сносилось около шестидесяти тысяч старых домов, выпрямлялись и расширялись проспекты и бульвары. Кое-кто утверждал: для удобства полиции в борьбе с мятежными парижанами. Возводились храмы и пышные дворцы, вокзалы и театры, воздвигались памятники. Рабочие предместья — Бельвиль, Монмартр, Ла-Виллет, Батиньоль и другие, вдруг оказались в черте города. Цены на жилье фантастически росли, — вечно нуждающийся рабочий люд вытеснялся на пустыри. Мальчишки распевали неведомо кем сочиненную песенку: «Хлеб дорог, а деньги редки, Осман повышает квартирную плату, а правительство скупо и лишь сыщикам платит хорошо!»

Все значительные события находили отклик в душе Луизы, она посвящала им стихи и поэмы, статьи и дневниковые записи. Незабываемое впечатление произвела на нее всемирная Парижская выставка, полет на воздушном шаре отчаянно смелого мосье Надара. К тому времени Луиза уже много знала, но именно на выставке воочию убедилась, как необъятно велика земля, как различны и интересны населяющие ее народы.

На выставке, гремевшей грандиозными оркестрами, бывала каждый день. То любовалась африканскими танцами, то лихими джигитовками русских казаков, то застывала в изумлении перед черными тысячелетними мумиями. Засматривалась на диковинные головные уборы американских индейцев, на краснощеких медхен, разъезжавших верхом на пивных баварских бочках. А каких только машин не навезли тогда в Париж! Там и тут сверкали сталью и никелем умные, послушные человеку механизмы, которые, казалось, умели делать все. Луизу приводила в ужас пятидесятитонная крупповская пушка, стрелявшая тяжеленными ядрами на десятки километров! Сколько же человек может эта бездушная махина убить за один выстрел, сколько может пролить крови!

И как Луиза ни бывала занята, к вечеру обязательно обходила все Марсово поле — от Сены до Военного училища. Здесь крохотные дворцы соседствовали с восточными шатрами, старинные башни — со сказочными павильонами; сверкая бисером и позолотой, крутились безостановочные карусели, на всех языках орали зазывалы. Здесь можно было встретить коронованных и некоронованных королей Европы, владык Нового Света, раджей Индии, вождей африканских племен — весь мир…

А затем в «долгой ночи Империи», как писала Луиза в своих тетрадях, будто в мрачном подвале, блеснули лучи света.