Ничья

«Не так сексуально!» — умоляюще одними губами сказала моей зеленоглазой русской русой борзой звезде, которая должна была быть просто размытым фоном, но отвлекала на себя фокус не камеры, а внимания в кадре, своей пластичной, бешеной сексуальностью. Марка, подключившего к притащенным Андреем и Лехой колонкам и поставившего на повтор ремикс Нонстопа от Стоунката, я старалась вообще не снимать. Ибо он был слишком… Просто во всем слишком… Таким, когда я забывалась и хотела только его и только так, чтобы ему, растворявшемуся в треке, под который он свел меня с ума оргазмом, целуя шею, было неограниченно хорошо. И потому снимала я его только частями — его руку, предварительно удержав его взгляд и с намеком сжав себе плечо, кивнув в сторону гибкой и прекрасно чувствующей ритм Амины. Жест, который он понял безупречно. Потрясающий кадр. Просто одуряющий, когда Марк плавно коснулся ее предплечья, одновременно приближаясь к ней со спины и она инстинктивно, абсолютно неосознанно повела плечом, подаваясь вперед, к Богдану, опустившему руку на ее талию, придвигая ее к себе. Тоже неосознанно, инстинктивно среагировав на чужие пальцы на ее предплечье. Самый восхитительный кадр, что у меня был, ибо он не постановочен, не сыгран, он у обоих на чувствах, на жажде друг друга, на чистых, взаимных эмоциях.

Присев в полутора метрах от Амины и Богдана, сделала знак Марку и остальным, чтобы они медленно отходили от пары, держа в фокусе тату, когда Марк опускал руку и плавно отступал спиной назад от двоих, уже потерявших никому ненужные рамки и начавших невербальное сражение.

И в нем держала слово Амина, максимально близко стоящая к Богдану. Красиво покачивающаяся в такт музыки, положившая ладонь на его шею, оглаживая большим пальцем его нижнюю челюсть, когда он не слишком старательно изображал, что его интересует то, чтобы они смотрелись хорошо в кадре, безошибочно и органично двигаясь в такт ей.

Привстала и отступила подальше, неторопливо меняя ракурс, стараясь чтобы изображение оставалось стабильным.

Дуновение свежего ветра подхватило темную прядь Амины и прокатило ее по скуле Богдана. В свежесть ночного воздуха вплелось отчетливое ощущение, что самоконтроль Богдана подкашивается — он сглотнул, линия челюсти стала четче и он смотрел на ее расслабленные губы неотрывно. В темных глазах томление. У обоих. Расходящееся волнами.

Он не выдержал первым. Подался вперед, размыкая губы. Амина растерялась, осмыслить не успела и увела лицо, при этом зарываясь пальцами в его волосы.

Богдан остановился. В считанных миллиметрах ее шея. Остановился из-за того, что Амина, отстранила ладонь от его головы и вновь сделала вид, что ничего не происходит, начала двигаться под звучащий бит. Он, прикрывая глаза, кратко выдохнул, пытаясь взять себя под контроль, а от его дыхания по ее коже мурашки. Не заметил, не видел этого, потому что Амина тотчас повернула голову так, чтобы волосы это закрыли. От него, но не от камеры. И в ее темных глазах одурманенность в смеси с остатками сопротивления. «Давай-давай-давай!..» — мысленно умоляла я, держа в фокусе ее лицо. И Богдан, глядя на нее вновь подался вперед, а она увела голову совсем. С мучением скривившись и Богдан отстранился, убрал обнимающие ее руки, дал право уйти, а у меня сердце оборвалось, когда Амина отступала, опуская взгляд вни, а ресницы орошает влага.

Богдан закусил губы, фокус на этом, сердце снова замирает от того, насколько все откровенно, насколько честно и по граням нервов у обоих, когда она отступает, не поднимая на него глаз.

И он перехватил ее. За локоть и рывком дернул на себя. Вжимая в себя и целуя смело, открыто, безапелляционно и в тоже время истинно по мужски — покровительственно, очень нежно, чувственно и честно заявляя, что очень долго ждал и терпел. И готов это повторить, лишь бы целовала так же снова — задыхаясь, вжимаясь в него всем телом, обнимая его, чтобы ни малейшего расстояния между ними больше не было, подавалась к ему и отвечала ему так же ярко, так же на пределе возможностей, сгорая от ощущений и больше не скрывая их.

Остановив съемку, медленно отступила спиной назад, но натолкнулась на Марка, прикусившего губу, смазывая улыбку глядящего на них, а потом посмотревшего на меня и улыбнувшегося уже открыто, мягко и нежно.

Повернулась к зрителям, тоже переживающим за эти отношения больше чем за свои: Андрей, застыл с поднятой бутылкой, явно хотев что-то сказать, но ему вовремя обеими ладонями зажал рот Тёма стоящий позади него, и в больших-больших глазах у обоих напряжённое ожидание, сменяющееся несмелой надеждой. Рядом с ними Дима, которого со спины обнимала склонившаяся Ева, положив ему подбородок на темечко и с силой закусившая губу. Приблизительно с такой же силой, с какой пальцы Димы сжимали ее запястья перекрещенные на его груди. Леха, обнимающий сразу и Еву и Диму облегченно выдохнул. Это зрелище было и смешным и восхищающим.

Марк едва слышно прыснул и, вытаращив глаза и прижав указательный палец к губам, сделал жест, дескать, сваливаем, только без шума.