Нидерландская революция

Дело в том, что Филипп окончательно наметил срок своего отъезда и хотел, по примеру своего отца, торжественно проститься со своими подданными. Сообщение, прочитанное но его повелению в заседании 7 августа, начиналось с заявления, что его присутствие совершенно необходимо в Испании, и он вынужден, к великому сожалению, покинуть теперь же «своих добрых нидерландских подданных, с которыми он хотел бы жить до конца своих дней, если бы только это было возможно». Далее, он обещал вернуться через короткое время и выражал надежду, что в его отсутствие будут приняты необходимые меры, чтобы обеспечить роспуск иностранных войск, на что он истратил уже несколько миллионов дукатов, полученных им с других его владений. Он охотно назначил бы, заявлял он, штатгальтером своего сына Дон Карлоса вместо герцога Филибера, который, получив опять по Като-Камбрезийскому миру Савойю, собирался покинуть Нидерланды. Но «некоторые очень веские причины и соображения» помешали осуществлению этого плана, и потому он остановил свой выбор на своей родной сестре, герцогине Пармской, знал ее «любовь и исключительную привязанность, которую она всегда питала к «здешней» стране, в которой она родилась и выросла и языки которой она хорошо знает». Поэтому он предоставил ей «такие же полномочия и власть, какими пользовалась покойная вдовствующая королева Венгерская»[26]

. В заключение он настойчиво советовал оберегать единство католической церкви и строго следить за выполнением королевских эдиктов, направленных против сект, так как «помимо вреда для божьего дела, как показывает опыт прошлого, перемена религии всегда сопровождается изменением государственного строя, и часто бедняки, бездельники и бродяги пользуются этим как предлогом, чтобы завладеть имуществом богатых»

[27]

. Этот манифест, все выражения которого были по-видимому тщательно взвешены, можно считать первым примером той лицемерной политики, которую Филипп II так часто применял впоследствии. Неверно было как обещание вернуться в ближайшее время в Нидерланды, так, далее, и то, что он хотел назначить своего сына штатгальтером провинций, так, наконец и то, что он предоставил Маргарите Пармской такие же права, какие в свое время предоставил Карл V Марии Венгерской. Что касается его уверений в любви к своим бургундским подданным и испытываемых им якобы сожалений в связи с тем, что он вынужден их оставить, то цену им давно знали, и они не произвели ни на кого ни малейшего впечатления.

Это ясно было видно из ответа генеральных штатов. Составленный в почтительных выражениях, он однако свидетельствовал о явно выраженном недоверии к королю, и под смиренными выражениями его были плохо скрыты угрожающие настроения. В нем высказывалась просьба, «чтобы границы и крепости охранялись местным населением, а не чужеземцами», чтобы была распущена или использована в другом месте иностранная жандармерия, от которой «оскорбления и порабощение» дольше терпеть невозможно, и наконец, чтобы государственные дела решались «в согласии и по совету с представителями местной знати, как это делалось во все времена благороднейшими предками вашего величества». В противном случае, гласил ответ, в будущем «весьма вероятны некоторые осложнения», и он заранее возлагал ответственность за них на короля[28].