Никита Хрущев

А. Н. Шелепин, бывший в то время председателем КГБ СССР, вспоминает: «Тогда глубокой ночью в канун праздника 1 мая 1961 года (через тридцать лет трудно быть точным в датах: А. Н. Шелепин ошибся, речь идет о 1 мая 1960 года. – Р. М. ) меня разбудили и сообщили, что южную нашу границу пересек иностранный самолет неопознанной принадлежности. Я тут же из дома позвонил в штаб ПВО страны и спросил, известно ли им об этом. Мне ответили, что это вымысел. Тогда связался по телефону непосредственно с начальником погранзаставы, который докладывал об этом, и в разговоре со мной он все подтвердил. После этого разбудил Хрущева, сообщил ему о самолете-нарушителе. Он поручил найти министра обороны СССР Р. Я. Малиновского, чтобы тот немедленно позвонил. Министр позвонил Хрущеву и после разговора с ним учинил жестокий нагоняй своей службе. Хрущев приказал сбить самолет ракетой. Что и было сделано.

А уже во время парада на Красной площади 1 мая мне доложили, что летчика США Пауэрса, который катапультировался из самолета, нашли и арестовали. Об этом я немедленно сообщил на Мавзолее Хрущеву. Летчика было приказано доставить в Москву» [126] .

Хрущев объявил об инциденте 5 мая на сессии Верховного Совета СССР, умышленно не назвав района, в котором упал самолет, и не сказав, что спустившийся на парашюте летчик Ф. Пауэрс схвачен живым и невредимым. Предполагая, что самолет и летчик уничтожены, госдепартамент США сделал заведомо ложное заявление о «метеорологическом самолете», который якобы исследовал верхние слои атмосферы над Турцией и Ираном и случайно пересек границу СССР. Лишь после этого Хрущев объявил, что самолет сбит над Уралом, что летчик жив и дает показания советским властям и что среди остатков самолета найдена фотопленка со снимками советских военных объектов. После этого Правительство СССР направило ноту протеста Правительству США. Американская сторона не принесла, однако, даже формальных извинений Советскому Союзу. Более того, госсекретарь США Гертер пытался оправдать полеты американских самолетов над советской территорией «излишней секретностью СССР».

До совещания в верхах оставались между тем считаные дни. Н. Хрущев вылетел в Париж вместе с А. Громыко и маршалом Р. Малиновским. На предварительной встрече глав государств Хрущев заявил, что он будет участвовать в совещаниях лишь в том случае, если Эйзенхауэр осудит и запретит полеты американских самолетов над СССР и накажет виновных. Президент США отказался принять это требование, он заявил лишь о временном прекращении полетов и выдвинул предложения об «открытом небе» над США и СССР, которое Хрущев немедленно отклонил. Совещание в верхах оказалось сорванным. Советская сторона отменила и намечавшийся визит Эйзенхауэра в СССР ввиду того, что советские граждане «не могут в сложившейся обстановке принять президента США с должным гостеприимством». В советской печати резко увеличилось количество материалов с осуждением США.

«Накануне встречи Хрущева с Эйзенхауэром, – пишет Ф. М. Бурлацкий, – был подготовлен целый пакет важных предложений, проектов и соглашений. Мне довелось участвовать в обсуждении некоторых из этих документов. Я до сих пор убежден, что, если бы они целиком или даже частично были приняты, удалось бы избежать в последующем и Берлинского, и Карибского кризисов, и нового ужасающего витка гонки вооружений.

Когда я думаю об этом эпизоде, меня больше всего мучает мысль о политике как о кладбище утраченных возможностей. Тридцать лет назад, я убежден, можно было начать медленное, но последовательное продвижение по пути ограничения гонки ракетно-ядерных вооружений. В конце концов, как показали все последующие события, это был центральный вопрос. Но обе стороны, каждая по своим мотивам, оказались не готовыми осознать это. Американцы потому, что знали о своем огромном превосходстве в таких вооружениях и питались иллюзией, что оно будет сохраняться всегда; советские руководители – потому, что испытывали постоянный комплекс неполноценности из-за американского превосходства» [127] .

Советско-американские отношения ухудшились и в связи с положением на Кубе. В 1960 году отчетливо наметилось перерастание национально-демократической революции на Кубе в революцию социалистическую. Куба вызывала все большую симпатию в СССР и неприязнь в США. Крупнейшие американские политики заявляли, что Соединенные Штаты не могут и не должны терпеть существование в Западном полушарии коммунистического режима. Америка объявила полный торговый бойкот Кубе, отказавшись покупать кубинский сахар и продавать нужные ей товары. Началась также подготовка военной операции, которую при поддержке американских вооруженных сил должны были осуществить отряды кубинских эмигрантов, стремившихся свергнуть режим Фиделя Кастро. Советский Союз, напротив, увеличил экономическую и политическую поддержку Кубы.