Никита Хрущев

Еще в дни Венгерского восстания 1956 года в Москве возникли небольшие студенческие группы, которые выражали свое сочувствие венгерским повстанцам и осуждали советское военное вмешательство. Эти группы организовали ряд выступлений на комсомольских собраниях и распространяли листовки. В МГУ этим занималась, в частности, группа Л. Краснопевцева, не менее десяти членов которой было арестовано и осуждено на сроки от 3 до 10 лет заключения. В Ленинграде в 1957 году оказалась в заключении небольшая группа молодежи, возглавляемая Револьтом Пименовым. Репрессиям подверглись группы В. Трофимова, М. Молоствова, С. Пирогова и некоторые другие. Была арестована группа Ю. Машкова и В. Цехмистера, придерживавшаяся «югославского» направления. Собрания молодежи у памятника Маяковскому в Москве становились все более организованными и принимали все более явный оппозиционный характер. Один из участников этих собраний И. Бокштейн был арестован, а сами собрания запрещены и разгонялись дружинниками. Проводились отдельные аресты в республиках за «национализм», а в некоторых областных центрах «за критику культа личности Хрущева». В 1960 году в Мордовии в исправительно-трудовой колонии № 7 содержалось несколько сот человек, осужденных по политическим мотивам. Разумеется, это несравнимо по масштабам с репрессиями сталинских лет, и я не могу исключить, что о большинстве арестованных студентов сам Хрущев ничего не знал. Группы «диссидентов» конца 50-х – начала 60-х годов являлись, как правило, конспиративными. Они не искали известности и не стремились установить связи с западными корреспондентами, которые, в свою очередь, ничего не знали о существовании этих групп. Иными словами, в годы Хрущева имелось небольшое количество политических заключенных, но не существовало открытых оппозиционных движений, которые возникли только во второй половине 60-х годов.

Надо сказать и о режиме в исправительно-трудовых лагерях. После 1955 и особенно 1956 года режим в лагерях был значительно смягчен почти для всех категорий заключенных. Это вызывало постоянные протесты со стороны работников МВД. Недовольство оказалось столь значительным, что на одной из сессий Верховного Совета прозвучала редкая на таких заседаниях критика в адрес правительства за установление «курортных условий в исправительных лагерях». Хрущев не мог не заметить, что эти слова были встречены общими аплодисментами депутатов. Склонный к резкой перемене настроения, Н. С. Хрущев дал директиву о решительном ужесточении режима в лагерях. В Уголовный кодекс включалась статья, предусматривающая даже применение расстрела «за бесчинства заключенных, терроризирующих тех, кто встал на путь исправления, или дезорганизующих деятельность администрации».

1959 год ознаменовался также серьезными кадровыми перестановками среди партийных и государственных руководителей Латвии. Эти перестановки, проведенные по инициативе Центра, были серьезной ошибкой, последствия которой сказываются и по сей день. Причиной снятия латвийских руководителей, обвиненных, как теперь становится ясно, без достаточных оснований в буржуазном национализме, была попытка с их стороны создать условия для более свободного развития латышской народной культуры, изучения латышского языка, а также стремление несколько уменьшить поток приезжающих в республику на работу людей других национальностей.

Эти меры могли бы способствовать сохранению культурных традиций латышского народа, в них не было ничего сепаратистского. Но даже такие робкие попытки вызвали болезненную реакцию со стороны Москвы.

Хотя, как следует из слов бывшего министра культуры и иностранных дел Латвии В. Калпиня, в 1956 году Хрущев был согласен с мерами по сокращению потока приезжих, а в случае необходимости признавал даже возможность его полного прекращения, в 1959 году Первый секретарь ЦК КПСС резко изменил свою точку зрения.

В июне 1959 года он встречался в Латвии с руководителями ГДР. Перед отлетом в Москву Хрущев, выглядевший мрачным и недовольным, обрушился на членов бюро ЦК КПЛ, по своему обыкновению в гневе не особенно выбирая выражения, за то, что у них на глазах якобы открыто действуют буржуазные националисты, стремящиеся изгнать из республики жителей других национальностей, в первую очередь русской. Больше всего Хрущев адресовался Первому секретарю ЦК КПЛ, старому большевику Калнберзину. Единственным человеком, которого Хрущев тогда похвалил, был Арвид Пельше, который сыграл в событиях весьма неблаговидную роль. В завершение разноса Хрущев, располагавший тенденциозной информацией о положении в республике, заявил: «Не заставляйте жителей русской национальности учить латышский язык. Они этого не хотят делать и не будут делать» [130] . После этого Хрущев уехал.