Никита Хрущев

«И произошел лучший номер всего совещания: тучного Брежнева, возвышенного рядом, Хрущев потыкал в плечо — “а ну-ка, принеси”. И Брежнев — а он был тогда председателем Президиума Верховного совета, то есть президентом СССР — не просто встал достойно сходить или кого-нибудь послать принести, но побежал — в позе и движениях, только по лагерному описываемых, — на цырлах: не просто побежал, но тряся телесами, но мягкоступными переборами лап показывая свою особую готовность и услужливость, кажется — и руки растопырив.

А всего-то надо было вбежать в заднюю дверку и тут вскоре взять. Он тотчас и назад появился, с картиной, и все так же на медвежьих цырлах поднес Хрущеву, расплывшись чушкиной ряжкой. Эпизод был такой яркий, что уже саму картину и к чему она — я не запомнил, не записал».

В марте 1963 года в Свердловском зале Кремля вновь собрали деятелей литературы и искусства. Хрущев вновь вспомнил о Неизвестном:

— Прошлый раз мы видели тошнотворную стряпню Эрнста Неизвестного и возмущались тем, что этот человек, не лишенный, очевидно, задатков, окончивший советское высшее учебное заведение, платит народу такой черной неблагодарностью. Хорошо, что таких художников у нас немного, но, к сожалению, он все-таки не одинок среди работников искусства. Вы видели и некоторые другие изделия художников-абстракционистов. Мы осуждали и будем осуждать подобные уродства открыто, со всей непримиримостью...

Победу торжествовал Владимир Серов, лауреат двух Сталинских премий, автор картины «Ходоки у В. И. Ленина», поборник социалистического реализма.

Заместитель министра иностранных дел Владимир Семенович Семенов, коллекционер, разбиравшийся в изобразительном искусстве, называл президента Академии художеств В. А. Серова «крайне серым и дурацким Аракчеевым». Семенов пытался объяснить секретарю ЦК Андрею Павловичу Кириленко, что представляет собой глава Академии художеств. Кириленко отмахнулся:

— Серов это не фигура, но его надо поддерживать в борьбе с абстракционизмом.

Так же по-хамски Хрущев говорил о других талантливых писателях и художниках. Замечательный поэт Андрей Андреевич Вознесенский дружил с моими родителями. Помню, однажды вечером он рассказал о том, что с ним творилось после того, как Хрущев публично устроил ему разнос. Хрущев кричал на него:

— Вы представляете наш народ или вы позорите наш народ? Я не могу спокойно слышать подхалимов наших врагов. Не могу! Я не могу слушать агентов. Мы создали условия, но это не значит, что мы создали условия для пропаганды антисоветчины!!! Мы никогда не дадим врагам воли. Никогда!!! Никогда!!!

Далеко не всем руководителям страны нравился такой стиль разговора с интеллигенцией. Член Президиума ЦК Кирилл Трофимович Мазуров, в ту пору первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии, вспоминал через много лет:

— Я присутствовал, когда он всех этих мальчишек — Рождественского, Вознесенского, Евтушенко — всенародно обзывал всякими грубыми словами. Как можно: оскорбляя этих, по сути, детей, он показывает всех нас, руководителей, какими-то держимордами, пещерными людьми, которые не только не разбираются в литературе, но и говорят о ней нецивилизованными словами. Стало ясно всем, что Хрущев зарвался.

Для разгромленных Хрущевым деятелей культуры настали трудные времена, писателей не издавали, художникам не позволяли выставляться, скульпторам — получать заказы. Требовали покаяния. 3 марта 1964 года секретарь ЦК Л. Ф. Ильичев представил в ЦК обширную записку о состоянии творческой интеллигенции:

«Молодые московские художники, подвергшиеся критике за эстетские, формалистические тенденции в своем творчестве, признали ее справедливость и работают над новыми произведениями (А. Васнецов, Э. Неизвестный). Занялись делом и некоторые, наиболее способные из “московских абстракционистов”, уродливые опусы которых были подвергнуты резкой партийной критике. Бывший “руководитель” этой группы Белютин выпустил заслуживающую внимания книгу о русском реалистическом искусстве прошлого века».

Поддержавший молодых художников Аджубей, можно сказать, отделался легким испугом. Тесть всего лишь отчитал его на Президиуме ЦК. В своем кругу. Не публично...

Ходили слухи, что зять первого секретаря ЦК метил на место министра иностранных дел, поскольку «для Никиты Сергеевича Аджубей — первый авторитет». Хрущеву нравилось назначать на высокие посты молодых людей. И в высотном здании Министерства иностранных дел на Смоленской площади ждали перемен.

«Я смотрел на его голову в первом ряду ложи Большого театра, — записывал в дневнике заместитель министра иностранных дел Владимир Семенов, — в темноте был виден огромный череп и усталое лицо, жесткое и сосредоточенное. Тут же был Алексей Иванович Аджубей, живой, острый, подвижный, как ртуть. Он теперь один из ближайших по внешним делам.

А в МИД странно. В предчувствии перемен идет глухая и мелкая борьба страстей вокруг весьма личных аспираций. Глупо и противно, когда в этом участвуют достойные люди, цепляющиеся за пуговицы на мундирах».