Никита. Побеждая страх

— Как ты узнал, что я здесь? — спрашиваю, глядя на противоположную стену.

— Никит, я знаю тебя, — заявляет он таким тоном, как будто этим все сказано. — Будешь?

— Всегда хотел спросить, почему этот холодильник стоит здесь? А не, скажем, по ту сторону стекла? — беру протянутую бутылку и отшвыриваю крышку в дальний угол.

— Ну, как видишь, — Максим посмеивается, — он не в первый раз пригождается именно здесь.

— Ты про тот случай, когда дразнил пивом закованного в цепь Марка? — подношу бутылку к губам.

— Да! Было весело!

— Надо признать, когда мы с парнями наблюдали за вами через стекло, все до единого поставили на то, что Марк все же дотянется до бутылки!

— И он так и сделал! — Макс кивает, и мне кажется, что я слышу нотки гордости в его голосе. — Он не остановился, не сдался, пока не получил то, что хотел! Только такого мужчину я желаю видеть рядом со своей дочерью.

На слове «не сдался» он выразительно смотрит на меня, приподнимая бровь.

— Так это тоже был тест?

— Конечно! Я ничего не делаю просто так, — он делает глоток и опять пристально смотрит на меня. — Мне вот интересно, неужели я ошибся в тебе, Никита? Прошел бы ты этот тест? Или сдался бы...

— И ты туда же? — раздраженно ворчу, уже чувствуя, куда он клонит этот разговор. — Это мое личное дело.

— Нет, бл**ть! Это не твое личное дело! В кои-то веки я прихожу в офис, а тут Чили злой, как черт, Юли нет, тебя нет на месте, Давид сидит хмурый, — он моментально заводится, отвечая мне на повышенных тонах, но потом тихо добавляет. — Давид сказал мне. Мне очень жаль.

Я больше не борюсь с эмоциями и не пытаюсь вырваться, когда он придвигается ближе и обнимает меня, держа в крепких дружеских объятиях.

42

— Ты должен пойти к ней. Вы нужны сейчас друг другу, как никогда! — Макс берет меня за плечи и встряхивает.

— Она больше не захочет меня. Я все ей рассказал.

— Все, в смысле, все? — он сразу понял, о чем я, но явно не ожидал такого от меня. Я и сам не ожидал, что начав ей исповедоваться, уже не смогу остановиться, пока не дойду до конца.

— Да. Все, — киваю. — Теперь ты понимаешь, ей будет лучше без меня. Ей нужен кто-то нормальный, без темного прошлого, не сломленный, который даст ей все, в чем она нуждается.

— Перестань быть так строг к себе, Никита. Перестань уже быть таким идеалистом. Все мы — просто люди, — его слова оседают во мне. И мне никуда от них не деться.

— Но теперь, когда она знает обо мне…

— Дай угадаю, ты рассказал ей, чтобы оттолкнуть от себя? Но думаю, и тут ты просчитался, Никита. Эта правда только еще больше сблизит вас.

— Не уверен, что она сможет принять это. Да и я не готов к тому, чтобы связать себя с одной женщиной на всю жизнь…

— Хватит! — он резко обрывает меня. — Эту хрень будешь рассказывать кому-нибудь другому! Самого себя, может быть, тебе и удастся обмануть, но не меня! — он допивает свое пиво до конца одним длинным глотком и продолжает. — Мы все умрем.

— Чего? — это его способ поддержать меня?

— И раньше, чем ты думаешь, — он подкрепляет свои слова энергичным кивком. — Неужели ты хочешь остаток жизни прожить в страхе? Ты крадешь сам у себя эту жизнь!

— Максим, ты должен меня понимать, как никто другой. Когда Анну похитили...

— Да, да! Я сходил с ума! Это был ад. Но до нее в моей жизни не было смысла. Я куда-то ходил, что-то делал, решал проблемы... Но я не жил. Я понимаю, ты боишься. Но то, что случилось с Полиной, этого больше не...

— Не произноси ее имя! Или мне опять захочется пойти к Мяснику, чтобы наконец всадить ему пулю в лоб.

— И я опять остановлю тебя. Он не виноват в том, что случилось.

— Это были его люди!

— Он не причастен к событиям той ночи. Ты не хуже меня знаешь, он торгует только крупными партиями. Те два урода просто хотели срубить бабла и тайком взяли пару стволов с его склада. Если бы ты не разобрался с ними раньше, Виктор сделал бы это сам.

— Он должен был лучше следить за своими людьми! Почему ты защищаешь его, Макс? Он просто бандит!

— Не просто! У него слишком умный взгляд для того, кто является просто бандитом. Я чувствую, он — нечто большее, но все никак не могу уловить, что, — он пинает меня в ногу. — А помнишь, когда мы впервые увидели его?

— Да! Помню! Сколько лет ему тогда было? Семнадцать? — удивляюсь своему собственному смеху сейчас.

— Ты был ненамного старше! Меня даже тогда его взгляд напугал до усрачки! — низкий смех Максима прокатывается по пустой комнате. Когда он смолкает, в воздухе опять повисает напряжение, и я говорю ему тихим голосом:

— Она не примет меня обратно. Не доверится. Я дал понять, что ей будет лучше уйти, и не остановил ее.