Никоарэ Подкова

С печальной улыбкой взглянули друг на друга дьяк Раду и Илие Карайман, вновь очутившись вдвоем на телеге под плетеным камышовым верхом. Говорить обоим не хотелось - сердце давила тоска. Да и жаль было расставаться с добрыми людьми, встреченными на подворье. Но были они на свете не одни: надлежало исполнить долг перед товарищами, от которых получили они наказ.

Кони бойко бежали по большому Хуморскому шляху. Где-то слева, под сенью густых рощ, текла к югу Молдова, бравшая начало в северных горах. Путники поднимались к ее верховьям, но ехать им оставалось уже недолго, судя по тому, что говорил на постоялом дворе Гицэ Ботгрос, да и по рассказам одного из сотоварищей, с которыми они расстались накануне. То был Алекса Тотырнак, местный житель, один из немногих воинов, оставшихся у Никоарэ Подковы после Ясской схватки.

Легкая телега на высоком ходу, трезвонившая, словно колоколами, железными ободьями колес, справлена была в отдаленных местах киевскими мастерами, но коней запрягли на молдавский лад, парной упряжкой с дышлом, дабы никто не заподозрил, что они из козацкого края.

- Солнце еще высоко, - заговорил после долгого молчания дьяк Раду. Вон направо - не далее часу пути - дремучие леса, среди которых прячется та голая вершина Боура, где стоит крест. Думаю, его светлость Никоарэ со своими товарищами не встретил никаких помех в пути: ведет их по тайным тропам надежный человек. От Кэпотешт они шли все время краем леса, двигались с опаской, все по безлюдным местам. Алекса не заблудится, о том я не беспокоюсь.

- Да, тут беспокоится нечего, - ответил Карайман, сверкнув черными глазами с ярким белком. - Другое меня тревожит: в заварухе-то под Галатой ранила вражеская сабля его светлость Подкову.

- Верно, - согласился дьяк. - Ратное счастье, что вешнее ведро, изменчиво - от жизни до смерти один шаг. А ведь еще немного и схватили бы мы Петру Хромого.

Перед глазами дьяка и Караймана снова промелькнули видения той памятной ночи.

...По заячьи удирал Хромой. Отбился от служителей двора и мчался куда-то в сторону, прильнув к гриве коня. Александру, брат его светлости Никоарэ, уже держал наготове аркан. Тут как раз и луна выплыла из-за туч. Но турецкие конники в Галате были, надо полагать, оповещены. В это самое время они с великим шумом выскочили из крепостцы; приближенные Хромого, ободрившись, закричали и пришпорили коней, а какой-то конюх хлестнул арапником жеребца господаря, задев при этом и самого Хромого. И в миг Подкова и его товарищи оказались в опасности...

- Мало нас осталось, - вздохнул Карайман.

- О чем же я и толкую? Понятно, мало! - сказал Дьяк. - Оскудело этой весной наше счастье.

...Потеряв Иона Водэ, они, можно сказать, осиротели. Не удалось им найти Марию Сэсоайку, наложницу князя Иона, и взять под защиту ее ребенка. А ведь он был господарским отпрыском, в жилах его текла кровь старого Штефана и его внука Штефаницэ [Штефаницэ (1517-1527) - сын Богдана III (сына Штефана III), прозванного Косым или Слепым (1504-1517)]. Не привелось найти ни матери, ни ребенка. Пропали оба в водовороте тех дней. После того дважды нападали на след изменника Иримии, да не смогли изловить его. А теперь вот в Яссах потеряли пятнадцать молодцов; четыре телеги потопили в реке Бахлуй и остались только с этой одной. В телеге везли они балтаги [ручные топорики с двумя лезвиями, служившие оружием у молдаван], пищали да пятьсот зарядов.

- Раз есть у нас оружие, - размышлял вслух дьяк, - да ловкостью нас бог не обидел, я думаю - пробьемся. Людям Хромого и на ум не придет искать нас в той стороне, куда мы путь держим; они подстерегают нас у восточных бродов; а как только мы заберемся в горы, нам все нипочем. Лишь бы не загноилась рана его светлости Никоарэ. Вот о чем кручина.

Цыган Илие Карайман горестно вздохнул.

- Когда князь Ион Водэ отменил рабство [в румынских княжествах вплоть до середины XIX века сохранялось так называемое "рабство цыган", цыгане-холопы находились на положении рабов] в нашем селе Рунке, проговорил он своим певучим голосом, - я по доброй воле последовал за ним и, свободный, служил ему верой и правдой - лучше служил, нежели в пору рабства. А ныне любовь и верность свою отдал я его светлости Никоарэ, брату Иона Водэ. Я так мыслю, дьяк: не может того быть, чтобы все достойные люди пали и остались на свете одни лишь злодеи...

Накануне Никоарэ Подкова и его спутники остановились на несколько часов в покинутой лесной сторожке, чтобы дать передышку людям и коням. Наконец-то удалось им после той злосчастной ночи уйти от турецких конников. Облака, покровительствуя беглецам, закрыли луну. Сначала поворотили на Бырнову, а потом двинулись наугад в сторону заката. Весь день ехали с большими предосторожностями. У лесной сторожки в Кэпотештах нашли воду в колодце с журавлем и старое сено для коней. В каморе оказался мешок ячменя. Когда задали корму коням, перехватили и люди хлеба с брынзой.