Никоарэ Подкова

Старик Гынж, Александру и дьяк вскочили и, подхватив его под руки, повели к телеге. Карайман забрался в возок и, бережно поддерживая своего господина, помог ему лечь на приготовленную постель и накрыл его попоной. Прежде чем оставить раненого одного, Иле заботливо достал из ящика с пищалями какую-то суму, сунул ее подмышку и, осторожно ступая, подошел к костру.

- Убрал я "часы", - ухмыльнулся Карайман, - пусть не мешают его светлости.

Тихонько шагая под ивами, он отошел подальше и повесил суму на ракитовый сук как можно выше. Потом, проскользнув неслышно, как лесной оборотень, воротился к костру.

Младыш Александру и дьяк легли под телегу, и тотчас усталость смежила их ресницы. Дед Петря и Карайман остались сидеть у костра. В огонь больше не подкладывали валежника. С поляны, где паслись кони, доносилось фырканье и глухой топот; звуки эти все больше удалялись, пока не затихли совсем. Под кручей берега по омуту протянулась лунная дорожка. Оба стража, поворотив головы, смотрели на Боуру. Далеко на Востоке виднелась темная гряда туч.

Вечерняя тишина была так глубока, что на мгновенье сидевшие у костра услышали стук собственных сердец.

Дед Петря достал кисет из свиного пузыря, а из-за голенища сапога вытащил короткую трубку. Карайман, не отрываясь, следил за всеми его движениями, дивясь, как всегда, столь необычайному занятию старика. Среди спутников Подковы никто не пользовался "чортовым зельем" для забвения забот и успокоения мыслей. Покуривая свою трубочку, старик неподвижно сидел, изредка затягиваясь и пуская дым через нос. Это было вроде чуда новых времен, дававшее деду особую власть над прочими смертными.

"Табак очищает внутренности человека, - доказывал он, - с дымом заодно уходит из тела вся скверна. Трава сия пользительна при простуде, защищает от болотной лихорадки, успокаивает утренний кашель". Дед Петря покупал табак в "папушах", каждая по четверть оки [мера веса, около 1,3 кг], у вроцлавского еврея, а тому привозили табак из Бахчисарая старые татарские купцы.

- Что это? - тихо сказал старик Петря. - Никак погода меняется?

В глубине рощи порыв ветра шевельнул густые ветви. - Вот уж не ко времени, - пробурчал дед. - У нас в эту ночь неотложные дела.

И, сделав затяжку, он выпустил дым, окутываясь облаками, точно бог Саваоф.

- А все-таки что-то слышится, - шепнул Карайман. - Наши кони пасутся ниже по реке, а это где-то выше гомонят.

Оба внимательно прислушивались и вскоре поняли причину звонкоголосого гама: крестьянские хлопчики пригнали в ночное коней на берег Молдовы. Испокон веков у нас, молдаван, это самая любимая забава мальчишек. Пламя костра догорало. Дед улыбался, вспоминая утехи юных дней, летние ночи далекой счастливой поры отрочества, долину Ялана в родном Фэлчиуском краю.

Ратники сидели молча, дожидаясь гостей; ребятишки, верно, приметили, что кто-то расположился на их лужайке. Невдалеке зашуршали осторожные шаги.

Двое парнишек отважились выйти на поляну близ омута и несмело приблизились к костру. Неподвижно, словно каменные истуканы, сидели около него люди.

- Вечер добрый, батяни!

Один из сидевших, тот, что был помоложе, таинственно поднес палец к губам и указал на подводу: тише, мол, люди почивают. Пареньки подошли еще ближе и зашептали:

- Уголек нам нужен. Мы хотели костер развести, да потеряли огниво. Послал нас батяня Костин, атаман наш.

Карайман, не промолвив ни слова, протянул руку, достал из костра уголек и подал им. Один из двух человечков, явившихся за огнем, шагнул, чтобы взять уголек, - и в это мгновение над Боуорой сверкнула зарница. Дед зашевелился, поднес руку к лицу и выдохнул облако дыма. Дети пустились бежать без оглядки.

Легкий порыв ветра сдул пепел с угольев, и пламя осветило крупные зубы смеявшихся каменных истуканов.

Немного погодя в суме, висевшей на ракитовом суку, запел петух, возвещая первую смену ночного дозора. Из-под телеги, затягивая ремень, вылез дьяк.

- Пойду поищу Тотырнака, - шепнул он сидевшим у костра, - а там сядем на коней, переберемся на другой берег, в деревню. Я скажу нашим, чтоб шли сюда с конями.

- Не задерживайтесь, дьяк, - промолвил дед Петря. - К полуночи погода, пожалуй, переменится.

Дьяк поднял глаза, поглядел, как тучи завалакивают небо, и тут же затянул пояс. Он был голоден. Дед понял и, ухмыльнувшись, трубкой подал ему знак идти скорее.

Опять на лужайке осталась телега, да костер, да два неподвижных истукана около огня.

Когда вблизи раздался конский топот и шаги возвращавшихся из лесу людей, Карайман подбросил хворосту в костер.

По роще пошел гул от стремительных порывов ветра. Не прошло и четверти часа, как послышался шорох дождя, замигали молнии, зарокотали раскаты грома в оврагах на склоне Боуры. Тучи, гонимые бурей, торопливо излили потоки дождя и умчались к западу, оставив позади чисто вымытое и вновь озаренное луною небо.

Люди на лужайке нашли убежище от дождя под покровом листвы.

Дьяк и Алекса выехали на поляну; на кафтанах их блестели капли небесной влаги. Оба спешились, подошли к огню. Дед обратил к ним вопрошающий взор.