Никогда не взрослей!

Я ничего не понял, но меня это жутко напугало, и я не стал здесь засиживаться, и первые пару кварталов пробежал с приличной скоростью. Когда я остановился, чтобы отдышаться, я подумал: «Что мать твою это за чертовщина была только что!?». Я посмотрел в ту сторону, откуда прибежал, но там ничего не было. Лишь шли несколько человек, которые посмотрели на меня искоса, проходя мимо. «Черт!», подумал я еще раз. Я перестал пялиться назад и попробовал идти, как все люди, не привлекая к себе лишнего внимания. «Что это было?» повторял я снова и снова в своей голове. Завернув за угол, мне стало немного спокойнее, словно за мной перестали следить.

Стукнувшись плечом о какого-то господина, я снова обернулся назад, но все было спокойно.

— Простите, сэр!

— Осторожней, мальчик.

Вдруг проходя мимо старых полузаброшенных домов, я повернул голову направо, и заметил кое-что:

«Четыре негритенка пошли купаться в море,Один попался на приманку, их осталось трое.»

Было написано там. Выцарапано гвоздем.

«Зачем мне помогать, если ты меня преследуешь?», подумал я, и у меня забилось сердце так сильно, что я стал ощущать его удары о грудную клетку.

Я понял, что мне лучше отправляться домой, так как дома я буду в большей безопасности. Я ускорил шаг, и, не смотря по сторонам, торопился домой.

ГЛАВА 7

В стенах родного дома я почувствовал облегчение, но страх все еще не отпускал меня. К сожалению, я не мог ничего рассказать родителям. Ну, вы понимаете, они бы мне не поверили. Когда я вернулся, дома никого не было, но недавно пришла с работы мама. Она зашла ко мне в комнату спросить, как у меня дела.

— Все хорошо, — ответил я ей, но хотелось рассказать большее.

Я достал свою старую тетрадку и стал рисовать всякую чушь, просто чтобы отвлечься. Заполнив два листа своими каракулями, я почувствовал, что устал, и ощутил, как ноет моя спина. Я слишком много сидел сегодня. Размявшись, я взял бейсбольный мяч и улегся на свою кровать. Этот мяч я бил об стену, а иногда подбрасывал вверх и просто ловил. Мне это жутко нравилось.

Я вспомнил, как мы ходили в лес с Дагом и Фрэнки. Нам было очень хорошо в тот день, но черт, эта дурацкая считалочка началась именно там. Интересно, что Фрэнк имел в виду, когда говорил, что Вилли там заблудился? Вилли заблудился и ему скучно…

Фрэнк тогда говорил очень странно, было такое впечатление, что это вовсе и не Фрэнк говорил, а кто-то шевелил его губами. Но… с тех пор прошло столько времени, я думал что все прошло… Но… скорее я вообще даже не думал об этом.

Мне на мгновение показалось, что лучше бы я получил по носу, чем такую помощь. Это была явно медвежья услуга.

Мое внимание отвлекла муха. Она залетела в открытое окно и стала кружить над головой. Я мечтал, чтобы она вылетела. Должно же когда-то надоесть делать одно и то же. Но ей, похоже, это нравилось, и я стал махать руками. Ей это совсем не мешало. Кажется, ей было так даже интересней. В конце концов я не выдержал и встал. Я открыл окно еще больше, чтобы ей легче было в него попасть, и стал прогонять, браня всякими плохими словами. Похоже, ей их слушать надоело, и она решила удалиться. Но что-то с ней было не так. Она нашла маленькую полоску стекла в окне, которую никак нельзя было сделать меньше, и стала об него биться. Она разворачивалась, набирала скорость, и вместо того, чтобы вылететь в открытое пространство, которое было на дюйм ниже, она со всей силы врезалась в стекло, словно пытаясь его пробить, будто это было единственным выходом для ее спасения.

Когда же случайным образом ей удалось вылететь, как раз в тот самый момент, когда я совсем отчаялся, я тут же прикрыл створку, чтобы как можно скорей насладиться тишиной. Как же порой она прекрасна! Эта муха заставила меня забыть обо всем на свете. И когда я почувствовал это облегчение, я стал ей крайне благодарен. Не зря отец любил бранить их последними словами. Он просто терпеть их не мог. Чуть станет слышно звук этих невыносимых крылышек, он тут же брался за газету, и пытался ее прихлопнуть. Он переставал обращать внимание абсолютно на все. Только эта черная летающая точка заботила его воображение. Он мог встать на стол, если та садилась на потолок. Или запрыгнуть на кресло, где лежало что-то ценное. Он этого просто не видел, настолько его поглощал этот процесс.