Никола зимний

Чтобы выгнать остатки дурной ночи, он больше двух часов истязал тело: гнул и ломал его, падал на живот, поднимал ноги на стол и отжимался на руках, пока они не расползались, а щека не упиралась в шершавый прохладный половик, тогда он спускал ноги, переворачивался на спину и, зажав ступнями кирпич, начинал качать брюшной пресс, и тоже до изнеможения, после пресса – спину и потом все сначала, по второму кругу.

Телефон Ухова не отвечал. Гущин вышел из гостиницы к обеду. Солнце не жалело ни тепла, ни света. Яркие лучи вытравили всю зелень из лысых сопок, и они стояли унылые и желтые, казалось, что над ними не летает ни птиц, ни бабочек. И только там, где единственное на все небо облачко бросало тень, медленно плыло черно-зеленое пятно, создавая иллюзию какого-то оживления.

На берегу ему пришла мысль, что Юлька могла искать его по просьбе Ухова, чтобы сообщить о привозе реагента. Она и пришла без купальника. А застав Людмилу, решила поиздеваться над школьной подругой и забыла о поручении. Он не слишком верил в эту версию, однако решил, что пора закругляться. Пора перестать водить энергетика за нос или, точнее: тешить себя надеждой, будто водит он, когда на самом деле водят его. За час до конца рабочего дня Гущин пришел в контору.

Кабинет главного энергетика был заперт. Он поднялся в приемную и позвонил на ТЭЦ. К телефону долго не подходили. Он вторично набрал номер и узнал по голосу, что ему ответил шофер Николай.

– Ухова у вас нет?

– А чего ему у нас делать?

– Тогда Лемыцкого позови.

– Только что вышел. Не то в ремцех, не то на теплотрассу.

«Все ясно. И тут меня нет, и там меня нет. Где я? Старая загадка. Сейчас пойду к директору и скажу: “Или обеспечивайте нормальную работу, или пишем акт, и я улетаю”. Спрашивается, кому нужен котел – руднику или наладочному управлению? Кто будет мерзнуть зимой? Мы или вы? Управление не пострадает, если я завтра улечу. Чистка стоит гроши, и оно обойдется без этих денег. Начальство мне даже благодарность объявит, потому что вас давно надо проучить, чтобы в следующий раз думали, перед тем как приглашать людей».

Гущин обвел глазами приемную: обшарпанные столы, разнокалиберные стулья и табуретка – по его мнению, все это давно было нужно списать вместе с серенькой секретаршей, которой перевалило за пятьдесят. Ему стало стыдно идти к директору и надоедать своими жалобами. Больше всего его растрогала табуретка.

«Что вы так разбушевались, Юрий Васильевич, успокойтесь, нервные клетки не восстанавливаются. И людей незачем беспокоить, они не виноваты, что от вас ускользнула красивая женщина».

Возвращаясь в гостиницу, он увидел Лемыцкого, тот стоял возле промтоварного магазина, и Гущин решил подойти. Но пока перебирался через дорогу, Лемыцкий пропал. Гущин заглянул в магазин, но Станислав Станиславович словно испарился. Помещение маленькое, покупателей восемь человек – а Лемыцкого не видно. Гущин подождал на крыльце и, ничего не понимая, пошел дальше. Он был уверен, что не обознался, но и объяснить себе ничего не мог: куда спрятался Лемыцкий и зачем он прячется. На перекрестке Гущин остановился и решил покараулить. Его терпения хватило на десять минут, но пропавший так и не показался.

…На другой день, не повышая голоса, он спросил Ухова:

– Как чувствует себя фтористый натрий?

– Должен быть не сегодня завтра.

– Один охотник собаку завтраками кормил – знаете, что получилось?

– То собаку. А тебе что, командировочные идут, зарплата тоже. Водку пей, загорай. Смотри, какое солнце.

– В пустыне тоже много солнца, больше, чем в Ялте, однако едут не в пустыню. Была бы Михайловка на берегу Черного моря – я бы и год ждал.

Посидели, поболтали, разошлись.

После отъезда Колесникова Гущин не появлялся на ТЭЦ. За эти дни привезли много угля, насыпали высоченную пирамиду. Солнце подсушило его, и теперь даже легкий ветерок поднимал на территории черную пыль.

Гущин не стал спрашивать Лемыцкого про магазин. Сначала он поинтересовался схемой. Новый начальник, а точнее, временный начальник, был уверен, что схема давно готова, потому что на ней работали перед самым отъездом Колесникова. Они прошли в котельный зал. «Обратку», которую при Колесникове не успели пробросить к приезду Гущина, сделали наполовину, но и в том, что успели, Гущину сразу бросились в глаза грубейшие огрехи.

– Не пойдет, – показал он Лемыцкому.

– Почему?

– Диаметр колен слишком узкий.

– А где я другой найду?

– Это уж не мое дело. – И здесь он решил застать Лемыцкого врасплох. – Слушай, а куда ты в магазине испарился?

Он старался не пропустить ни одного жеста Лемыцкого, ни одного изменения на его лице, но ничего не заметил: ни растерянности, ни неловкости.

– Да своячка встретил, мы продавщице магнитофон чинили, она и поставила нам.

Гущин растерялся сам.

– Я же заходил в магазин и не видел тебя.

– А мы там, в закутке, не в дом же с продавщицей идти. Ты извини, что не пригласил, – сам был приглашенным.

Все получилось так складно, что Гущин согласился – и действительно, с какой стати Стас должен от него прятаться?

И здесь его тронули за рукав.

– Можно на минуточку? Дело есть.