Также друг и любовник Ежова В.К. Константинов показал, что где-то в середине ноября Николай Иванович заявил ему, что его, Ежова, песенка спета, спасибо Сталину и верным сталинцам вроде Берии, и «если бы их убрать все было бы по-иному». Он предложил Константинову убить Сталина, но без какой-либо конкретики[336]
. Толково придумать, как глава Ленинградского Военторга может убить главу партии и государства, следователи не смогли.Конкретика, равно как и более или менее правдоподобный сценарий, следователям не требовались. Ежова собирались судить в закрытом и ускоренном порядке, и здесь не было нужды даже в том уровне правдоподобия, который был на открытых политических процессах. Зато требовалось гарантированно расстрелять всех приближенных и друзей Ежова, а для этого нужны были обвинения в заговоре, шпионаже и «цареубийстве» (планы убийства Сталина и других членов Политбюро).
Через две недели после ареста Ежов направил записку Берии: «Лаврентий! Несмотря на суровость выводов, которые заслужил и принимаю по партийному долгу, заверяю тебя по совести в том, что преданным партии, т. Сталину останусь до конца. Твой Ежов»[337]
.Под пытками Ежов признался, что был завербован в качестве шпиона германской разведки в 1930 году, когда по приказу Наркомата земледелия ездил в Кенигсберг для закупки сельскохозяйственной техники; что вел шпионскую деятельность в пользу разведслужб Польши, Японии и Англии, руководил заговором в системе НКВД и замышлял теракты против Сталина и других руководителей[338]
.Также в мае 1939 года Ежов признал, что Бабель вместе с Евгенией занимался шпионажем. Вскоре писатель был арестован, и на допросе он дал показания против Ежовых.
Михаил Кольцов был арестован вскоре после падения Ежова, 14 декабря 1938 года. На следствии Ежов показал, что после возвращения Кольцова из Испании в 1937 году его дружба с Евгенией стала еще теснее. На вопрос Николая Ивановича, что их так сильно связывает, Евгения, по его словам, ответила так: «Жена вначале отделалась общими фразами, а потом сказала, что эта близость связана с ее работой. Я спросил, с какой работой – литературной или другой? Она ответила: и той и другой. Я понял, что Ежова связана с Кольцовым по шпионской работе в пользу Англии»[339]
. Эту ахинею Ежов писал уже явно под диктовку следователя.11 июня 1939 года начальник Следственной части НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга Б.З. Кобулов утвердил составленное следователем старшим лейтенантом госбезопасности В.Т. Сергиенко постановление о привлечении бывшего наркома внутренних дел к уголовной ответственности. Ежова обвиняли в том, что он вместе с Фриновским, Евдокимовым, начальником 1-го отдела ГУГБ, ведавшего охраной членов правительства Израилем Яковлевичем Дагиным и другими заговорщиками установил «изменнические, шпионские связи» с «кругами Польши, Германии, Англии и Японии». Получалось, что Николаю Ивановичу удалось объединять усилия государств, которые всего через пять месяцев после его ареста вступили в войну друг с другом. «Запутавшись в своих многолетних связях с иностранными разведками, – утверждал Сергиенко, – и начав с чисто шпионских функций передачи им сведений, представляющих специально охраняемую государственную тайну СССР, Ежов затем по поручению правительственных и военных кругов Польши перешёл к более широкой изменнической работе, возглавив в 1936 году антисоветский заговор в НКВД (подхватив эстафетную палочку заговора из слабеющих рук Ягоды!
В этих антисоветских целях Ежов сохранил и насадил шпионские и заговорщические кадры в различных партийных, советских и прочих организациях СССР.
Подготовляя государственный переворот, Ежов готовил через своих единомышленников по заговору террористические кадры, предполагая пустить их в действие при первом удобном случае. Ежов и его сообщники Фриновский, Евдокимов, Дагин практически подготовили на 7 ноября 1938 года путч, который по замыслу его вдохновителей должен был выразиться в совершении террористических акций против руководителей демонстрации на Красной площади в Москве.