Николай и Александра

Император тотчас подтвердил новую должность Коковцова, назначив его приемником Столыпина. Месяц спустя новый премьер-министр посетил царя в Ливадии с целью обсуждения дальнейшей политики правительства. "Мне был оказан самый теплый прием. Придворные наперебой старались проявить ко мне особую любезность, - писал Коковцов. - ...На следующий день, после завтрака, императрица, которой трудно стоять долгое время, сев в кресло подозвала меня... Часть разговора врезалась мне в память, поскольку в нем отразилась своеобразная, мистическая натура этой женщины, которой суждено было сыграть необычную роль в истории России".

Императрица заявила: "Я вижу, что вы все делаете сравнения между собой и Столыпиным. Мне кажется, что вы очень чтите его память и придаете слишком много значения его деятельности и его личности. Верьте мне, не надо так жалеть тех, кого не стало... Я уверена, что каждый исполняет свою роль и свое назначение, и если кого нет среди нас, то это потому, что он уже окончил свою роль и должен был стушеваться, так как ему нечего было больше исполнять. Жизнь всегда получает новые формы, и вы не должны стараться слепо продолжать то, что делал ваш предшественник. Оставайтесь самим собою, не ищите поддержки в политических партиях; они у нас так незначительны. Опирайтесь на доверие Государя - Бог вам поможет. Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить вам место, и что - это для блага России".

В 1911 году, когда Столыпин распорядился провести расследование по делу Распутина, возмущение публики "художествами" лже-старца еще не выплеснулось наружу. Год спустя, когда преемником Столыпина стал В.Н.Коковцов, они стали достояниями гласности. В выступлениях левых депутатов Думы стали звучать обвинения в адрес "темных сил", стоящих у трона. Вскоре самым модным среди политиканов вопросов стал распутинский вопрос.

"Как это ни странно, - вспоминал в мемуарах Коковцов, - вопрос о Распутине невольно сделался центральным вопросом ближайшего бушующего и не сходил со сцены почти все время моего Преседательства в Совете Министров". Октябрьским манифестом была отменена цензура, и в печати Распутина начали открыто называть подозрительным авантюристом, по указке которого назначались и смещались иерархи церкви и к мнению которого прислушивалась императрица. В газетах начали печатать обвинения и признания жертв распутинской похоти и вопли несчастных их матерей. Лидер октябристов, А.Гучков, раздобыл копии находившихся у иеромонаха Илиодора писем, якобы написанных императрицей Распутину, и, размножив их, пустил гулять по столице. "Они [письма] были вполне безобидного свойства, отмечал Коковцов. - Они содержали в себе главным образом упоминание о том, что великие княжны были в церкви и все искали его... Мы оба [Коковцов и Макаров, министр внутренних дел] высказали предложение, что письма апокрифичны и распространяются с явным намерением подорвать престиж Верховной власти, и что мы бессильны предпринять какие бы то не было меры, так как распространялись они не в печатном виде, и сама публика оказывает им любезный прием, будучи столь падкой на всякую сенсацию".

Нападки на Распутина усиливались. Газета "Голос Москвы" писала: "...Негодующие слова довольно вырываются из груди православных людей по адресу хитрого заговорщика против святыни церкви государственной, растлителя чувств и телес человеческих - Григория Распутина, дерзко покрывающегося этой святыней - церковью". Автор статьи в "Голосе Москвы" обличал страшное попустительство высшего церковного управления по отношению к названному Григорию Распутину". Любое упоминание имени Распутина в прессе было запрещено под угрозой штрафа. Но Распутин был слишком выгодной темой, и владельцы газет продолжали печатать распутинские истории, охотно уплачивая штрафы. Гораздо хуже обстояло дело с непечатными историями переходящими из уст в уста. Дескать, и императрица, и Анна Вырубова являются любовницами сибирского мужика. Тот якобы заставлял царя снимать с него сапоги, мыть ему ноги, потом выгонял из комнаты и валился с его женой на кровать. Будто бы изнасиловал всех великих княжон, превратив их спальни в гарем, где девочки обезумевшие от любви к "старцу", наперебой стремились добиться его внимания. На заборах и стенах домов появлялись рисунки, изображавшие Гришку в самых непристойных позах, сочинялись сотни скабрезных частушек.