Николай и Александра

На следующее утро мы уже ехали назад, в Ставку, но состояние ребенка было столь опасным, что решено было отвезти его в Царское... Силы оставляли больного. Пришлось несколько раз останавливать поезд, чтобы сменить ватные пробки в нос. Алексея Николаевича в постели поддерживал его матрос Нагорный, так как его нельзя было оставлять в совершенно лежачем положении. Дважды делались обмороки, и я думал, что это конец".

Во время этого кризиса Анна Вырубова находилась вместе с императрицей. Она вспоминала:

"В 1915 году, когда Государь выехал во главе армии, он уехал в Ставку, взяв Алексея Николаевича с собой. В расстоянии нескольких часов пути от Царского Села у Алексея Николаевича началось кровоизлияние носом. Доктор Деревенко, который постоянно его сопровождал, старался остановить кровь, но ничего не помогало, и положение становилось настолько грозным, что Деревенко решился просить Государя вернуть поезд обратно, так как Алексей Николаевич истекает кровью. Какие мучительные часы провела Императрица, ожидая их возвращения, так как подобного кровоизлияния больше всего опасалась. С огромными предосторожностями перенесли его из поезда. Я видела его, когда он лежал в детской: маленькое восковое лицо, в ноздрях окровавленная вата. Профессор Федоров и доктор Деревенко возились около него, но кровь не унималась... Императрица стояла на коленях около кровати, ломая себе голову, что дальше предпринять. Дома я получила от нее записку с приказанием вызвать Григория Ефимовича.

Распутин приехал во дворец и с родителями прошел к Алексею Николаевичу. По их рассказам, он, подойдя к кровати, перекрестил Наследника, сказав родителям, что серьезного ничего нет и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотечение прекратилось. Государь на следующий день уехал в Ставку. Доктора говорили, что они совершенно не понимают, как это произошло".

В своем рассказе Жильяр отдает должное стараниям врачей, но не оспаривает утверждения А.Вырубовой, будто императрица была убеждена, что не кто иной, как Распутин спас ее сына. "Наконец мы приехали в Царское Село. Было одиннадцать часов. Терзаемая тревогой, государыня стояла на платформе вместе с четырьмя великими княжнами. Больного ребенка с величайшими предосторожностями отнесли во дворец. Врачам наконец-то удалось прижечь шрам, образовавшийся в том месте, где лопнул кровеносный сосуд. И снова императрица объяснила улучшение здоровья сына молитвам Распутина и была убеждена, что мальчик остался жив благодаря заступничеству старца".

Николай II, скрепя сердце, оставивший сына снова в дамском обществе, вернулся на фронт. Из Галиции, где государь дал смотр гвардейским частям, он писал жене: "Они не проходили маршем из-за густой, вязкой грязи, а то потеряли бы сапоги у меня на глазах... Уже начинало смеркаться... Посередине огромной площади был отслужен благодарственный молебен. Сев в автомобиль, я попрощался с войсками и услышал в ответ раздававшийся над полем грозный рев... В тот день я дал смотр 84 000 одних лишь гвардейцев и пригласил к себе на обед в поезд 105 полковых командиров... Скажи Маленькому, что я ужасно соскучился по нему".

В Могилеве в доме губернатора обстановка изменилась. Разговоры стали сухими и официальными. "Передай ему, - писал царь Александре Федоровне, что они [иностранцы] всегда закусывают в маленькой комнате и вспоминают его. Я тоже очень часто думаю о нем, особенно в саду по вечерам, и мне не достает чашки шоколада в его обществе".

Восстанавливая здоровье, цесаревич оставался в Царском Селе, до конца зимы. В каждом письме императрица сообщала супругу, как идут дела. "Слава Богу, твое сердце может быть спокойно насчет Алексея. Бэби встал и будет завтракать у меня в комнате. Он выглядит очаровательно, похудел, глаза стали больше... Надеюсь, что ты найдешь его таким же кругленьким и розовым, как и раньше... Бэби получил прелестную телеграмму от всех иностранцев в Ставке, на память о маленькой комнате, в которой они сидели и болтали во время закуски".

К февралю ребенок поправился в достаточной мере, чтобы выходить в парк и играть в снежки. "Он [Алексей] подкрался сзади к младшей сестре, которая его не заметила и кинул в нее огромный снежный ком, - писал Жильяр. - Отец подозвал мальчика к себе и строго ему заметил: "Стыдно тебе, Алексей! Ты ведешь себя как немец. Нападать сзади на человека беззащитного - это гадко, подло. Предоставь это немцам!"

В мае 1916 года, полгода спустя после этого случая, императрица неохотно отпустила сына с отцом в Ставку. Цесаревич получил повышение: из рядового стал ефрейтором. "Он очень гордится своими нашивками и стал проказливее, чем прежде, - писал Хенбери-Вильямс. - За завтраком он подвинул ко мне все чашки, тарелки с хлебом, тосты, меню и т.д., до которых в состоянии был дотянуться, а потом попросил отца сосчитать количество предметов, скопившихся у меня".