Николай Языков: биография поэта

Там, где картинно обгибаяБрега, одетые в гранит,Нева, как небо голубая,Широководная шумит,Жил-был поэт. В соблазны мираНе увлеклась душа его;Шелом и царская порфираПред ним сияли: он кумираНе замечал ни одного:Свободомыслящая лираНичем не жертвовала им,Звуча наитием святым.Любовь он пел: его напевы

Блистали стройностью живой,Как резвый стан и перси девы,Олимпа чашницы младой.Он пел вино: простой и яснойСтихи восторг одушевлял;Они звенели сладкогласно,Как в шуме вольницы прекраснойФиал, целующий фиал;И девы русские пристрастноИх повторяют – и поэтСчастлив на много, много лет.Таков он, был, хранимый Фебом,Душой и лирой древний грек.—Тогда гулял под чуждым небом

Студент и русский человек;Там быстро жизнь его младая,Разнообразна и светла,Лилась. Там дружба удалая,Его уча и ободряя,Своим пророком назвала,И на добро благословляя,Цветущим хмелем убралаВесёлость гордого чела.Ей гимны пел он. Громки были!На берег царственной НевыНе раз, не два их приносилиУста кочующей молвы.

И там поэт чистосердечноИх гимном здравствовал своим.Уж нет его. Главой беспечнойОт шума жизни скоротечной,Из мира, где всё прах и дым,В мир лучший, в лоно жизни вечнойОн перелёг; но лиры звонНам навсегда оставил он.Внемли же ныне, тень поэта,Певцу, чью лиру он любил,Кому щедроты Бога светаОн в добрый час предвозвестил.Я счастлив ими! ВдохновеньяУж стали жизнию моей!

Прими сей глас благодаренья!О! пусть мои стихотвореньяИз милой памяти людейУйдут в несносный мрак забвеньяВсе, все!.. Но лучшее, одноДа не погибнет: вот оно!

Николай Языков – брату Александру. 28 января 1831 года, из Москвы:

«Вчера совершилась тризна по Дельвигу – Вяземский, Баратынский, Пушкин и я, многогрешный, обедали вместе у «Яра», и дело обошлось без сильного пьянства».

Николай Языков – брату Петру, 25 февраля 1831 года, из Москвы:

«Благодарю тебя за деньги: это такой предмет жизни человеческой вообще – и жизни человека, жить не умеющего, в особенности, – что присыпание их всегда должно быть ответствуемо благодарностию искреннею. «Ориктография Москвы», соч<инение> Фишера, еще не вышла, говорят, скоро выйдет, хоть его и нет еще здесь: он, кажется, в Париже. Решета возьмут во вторник на первой неделе поста, не вините меня в том, что они являются поздно: великое бедствие, постигавшее почти все Россию, должно было иметь пагубное влияние и на все роды промышленности.