Николай Языков: биография поэта

Значит, стихотворение Лермонтова «Смерть поэта» Языков уже получил – скорей всего, от Хомякова, который и от этого стихотворения в восторге, а чуть позже станет одним из самых горячих и преданных поклонников Лермонтова – и полностью разделяет взгляд Лермонтова. (Не без влияния того же Хомякова, быть может.) А может, получил и от Александра Тургенева, вместе с письмами. Во всяком случае, Прасковье Александровне Осиповой в Тригорское Тургенев послал стихи Лермонтова 10 февраля 1837 года, а в то время и отчеты о смерти Пушкина, и все, относящееся к откликам на его смерть, Тургенев отправлял сразу в нескольких копиях всем важным для него людям.

(И здесь, кстати, возникает еще один интересный и несколько загадочный момент. Письмо Тургенева Осипова получает 14 февраля, 16 февраля отвечает на него, и пишет, среди прочего: «…но к чему теперь рыданье!.. Вы угадали, что мне понравятся стихи и только такой человек, который хорошо знал поэта, мог их написать…» Она выражает не только мнение, что Лермонтов хорошо знал Пушкина и был посвящен в какие-то интимные, закрытые стороны дуэльной истории, но и уверенность – по контексту, даже по отсутствию запятой после «стихи», что подразумевает продолжение одной мысли, согласие с высказанной собеседником мыслью – что Тургенев думает точно также; больше того, что Тургенев определенно знает о какой-то «вхожести» Лермонтова в жизнь Пушкина; здесь есть, над чем задуматься и что заново исследовать и перепроверить; а если учесть, что Языков до конца дней поддерживает теснейшее общение с Осиповой и что ее мнение всегда для него очень авторитетно – редко с кем так считается, как с ней – то и ее мнение о стихах Лермонтова не могло очень сильно на него не повлиять.)

Свидетельств об отношении Языкова к Лермонтову осталось мало, но все, что осталось, дышит такой благожелательностью, что просто диву даешься. Языков никогда не позволяет себе высказаться в отношении Лермонтова хоть как-то резко или обидно, ни одной злой реплики – и это при том, что он «прикладывал» всех, даже Пушкина; и при том, что после смерти Пушкина многие из окружения Языкова стараются ему внушить, что, вот, наконец-то, после смерти Пушкина он наконец-то будет оценен публикой, у которой с глаз спадет пелена, по праву обретет место первого русского поэта – и вдруг люди, мнение которых он ценит больше всего, включая Жуковского и Хомякова, говорят ему такое по сути: извини, подвинься, ты опять не первый, тут некий гениальный юнец нарисовался… Единственно, он отозвался о «Герое нашего времени», что тот слишком «слащав», проза Бестужева-Марлинского лучше, и лучше бы Лермонтов не тратил время на прозу, а занимался тем, что ему от бога дано – поэзией. Но и здесь не резкость, не язвительность, а прежде всего доброе пожелание: пусть, мол, Лермонтов не валяет дурака и как можно больше обогащает русскую поэзию.

Что-то очень родное Языков в Лермонтове чувствует.

4

А ему все хуже и хуже… При этом, как многие тяжело больные, проявляет невероятное упрямство: никуда не сдвинусь из имения, дома и стены помогают. В мае 1838 года его удается с трудом перевезти в Москву. Многие консультации со многими врачами, общее заключение: сухотка спинного мозга, следствие третичного уже нейросифилиса, помочь может только Европа, ее целебные минеральные курорты и несколько, вполне определенных, ее врачей.

Вернейший и преданнейший – благороднейший всегда и во всем – Петр Киреевский бросает все свои дела и чуть не силком везет Языкова сначала в Мариенбад, потом в Ганау, к знаменитому врачу Иоганну Генриху Коппу, специалисту по всем разладам в нервной системе, у которого кто только из русских знаменитостей не лечился, и Жуковский у него побывал, и Вяземские возили к нему свою дочь…

Больше года Петр Киреевский неотлучно остается с Языковым, ничем, кроме заботы о друге, не занимаясь. Потом его сменяет другой Петр – брат поэта.

И вот – в Ганау к Языкову специально приезжает Гоголь, чтобы наконец лично познакомиться с поэтом, которого он так обожает и который дорог ему еще и общей памятью о Пушкине – и тем, что Пушкин его безмерно ценил.

Глава шестая

Два Николая

1

…Когда Пушкин читал братьям Языковым отрывки из начатой комедии Гоголя, то, конечно, не сомневался, что братья полюбят нарождающийся огромный талант так же горячо и искренне, как он сам; а вот вряд ли даже Пушкин, при всей его огромной прозорливости, мог предположить, что после его смерти Гоголь и Языков станут не только ближайшими друг другу людьми, но что младший по возрасту Гоголь очень часто будет играть в этом союзе роль старшего – почти «старца», наставника, а славный на всю Россию, для многих безусловный авторитет, да и смертельной болезнью умудренный, Языков будет охотно выступать в роли внемлющего отрока; правда – воспользуемся образом из стихотворения Языкова «Землетрясение» – того отрока, который был восхищен на небо, чтобы принести оттуда Трехсвятое и спасти свою страну: