Никта

Иван с трудом взял себя в руки. Руки дрожали, и он положил их на колени.

— Так-то лучше. Значит, о защите. Учитывая обстоятельства дела, хорошую характеристику из вашего института и то, что закон вы ранее не нарушали, я думаю, лучшим вариантом будет для вас во всём на суде признаться, раскаяться и показать себя с хорошей стороны. Как правило, в подобных случаях триумвират выказывает снисхождение — вы не будете приговорены к реальному лишению свободы.

— То есть… меня отпустят?

— Крайне вероятно. Небольшой условный срок, конечно, вы получите, но сохраните свободу. Ну и, само собой, вам придётся пройти процедуру химической кастрации.

— Кастрации, — тупо повторил Иван.

— Да вы не волнуйтесь. Никакого хирургического вмешательства, никаких болезненных операций. Просто курс приёма специальных препаратов. Общество не может рисковать и допустить рецидива вашей ситуации.

Иван хотел что-то сказать в ответ, но не смог отыскать нужные слова. В голове повисла звенящая пустота. Рыков тем временем продолжал:

— Это самый благоприятный для вас исход. Но если вы охарактеризуете себя отрицательно перед судьями — будете злостно отрицать доказанные факты, давать ложные показания, пытаясь отвести обвинение от соучастницы, вести себя неадекватно, — тогда, боюсь, вам не избежать лишения свободы и поражения в правах. Вкупе с той же кастрацией.

Он замолк, ожидая реакции Ивана.

— Значит… вы… просто говорите мне, что защищаться не надо?

— В случае такого явного дела, как у вас — да, это наилучшее поведение.

— То же самое вы и Марине сказали? — у Ивана потемнело в глазах. — Где она? Что они с ней сделали?!

— Я не имею права вам это сказать. Успокойтесь, гражданин.

— Нет уж, не успокоюсь! — он порывисто вскочил с места. Перепуганный адвокат отодвинулся назад вместе со стулом и поднял руки в защитном жесте. — Скажите мне немедленно, или я…

Дверь распахнулась; в комнату вбежали два охранника. Ивану заломили руки за спину и силой усадили обратно на стул. Он пытался сопротивляться, но силы были неравны — каждый из охранников весил втрое больше него и выглядел как гора мускулов. Прекратив тщетные попытки вырваться, Иван крепко зажмурился и стал восстанавливать дыхание. Рыков что-то бормотал под носом — он различил только одно слово: «… развелось…». Тяжелые руки охранников оставались на плечах Ивана, готовые снова скрутить его при малейших потугах взбрыкнуть.

— Ну что, подзащитный, пришли в себя?

Открыв глаза, Иван увидел, что государственный защитник с издевательской улыбкой рассматривает его, впрочем, по-прежнему боязливо прижимаясь к спинке стула.

— Да, — Иван не узнал собственный голос. Силы покинули его; он весь обмяк, будто тело пропустили через центрифугу.

— Хорошо, — Рыков взглянул на охранников. — Благодарю вас, можете выйти. Но это может повториться, так что глядите в оба на мониторы.

Когда дверь закрылась за охранниками, адвокат заговорил:

— Вот видите, гражданин Повышев — сами же себе хуже делаете. Дёргаться не надо. Просто признайте вину, и скоро выйдете на свободу. Что насчёт кастрации, то это неприятно, но вы сами виновны в своих развратных склонностях. Кстати, после десяти лет, если не будет рецидива и других правонарушений, то у вас будет восстановлено право на внешний репродуктивный синтез, так что не бойтесь, что останетесь без детей — это не так.

Иван молчал, глядя в одну точку на столе. Рыков деловито поправил галстук, поднялся и подвинул информер в его сторону:

— Что ж, мне пора, время жмёт. У вас как раз осталось полтора часа на знакомство с обвинением, потом вас поведут на судебное заседание. Там и увидимся. А пока очень хорошо подумайте над моими словами. Вы человек молодой, вся жизнь у вас впереди. Не стоит её окончательно ломать из-за своего ослиного упрямства.

Оставшись один, Иван пару минут сидел без движения, а потом взялся за информер. На экране над текстом сменялись большие розовые цифры обратного отсчёта времени, отведённого на ознакомление с обвинением. Иван стал скользить взглядом по строкам, прокручивая текст вниз. Постановление о возбуждении уголовного дела, протоколы допросов свидетелей и подозреваемого, ссылки на доказательства… Со всем этим Иван уже был знаком до тошноты, поэтому он пропустил большую часть текста и добрался сразу до обвинительного заключения: