Никта

— Я что-то не понял, ребята. Он же тоже был одним из нас, разве нет? Что, если он умер, то мы и вспоминать о нём не должны?

— Конечно, не так, — сказала Людмила, не касаясь своей рюмки. — Но ведь он не просто умер, а…

— А мне плевать! — Алексей стукнул по столу кулаком. Тарелки и ножи дружно зазвенели. — За Санька, и всё тут! Мы были друзьями, и ничто не может это изменить!

Он одним залпом вылил содержимое рюмки в рот, схватил кусок хлеба с середины стола и принялся яростно его жевать. Леонид для виду чуть отпил от рюмки, то же самое сделали остальные. Кирилл поскучнел и стал смотреть в сторону печи. Людмила сжимала губы, потом тихо сказала:

— Слушайте, а может, с Саньком всё-таки ошибка была? Писали же, что в ту ночь с ним и другие люди были. Может, перепутали…

— Это вряд ли, — Кирилл покачал головой. — Они раньше ушли, все потом говорили, что на момент их ухода жена и дочь Санька живы были… Никаких сомнений, он сам их и…

— Ужас какой, — вздохнула Людмила. — Как он до такого докатился? Таким милым, весёлым мальчиком был.

— Синька — страшное дело, — сказал Леонид. Он посмотрел на Алексея, но тот делал вид, что ничего не слышит — всё отрывал куски от хлеба и отправлял в рот, уставившись взглядом на стену. Вновь наступило тягостное молчание, и Леонид решил, что пора менять тему:

— Между прочим, я слышал, что раньше «синькой» называли обычный алкоголь, представляете? До того, как эта отрава появилась. И «синячить» тогда значило просто напиваться, а не то, что сейчас. Вот так смысл слова может меняться, оказывается.

— Говорят, синьку с собой грифы впервые принесли, — сказал Кирилл, накладывая себе на тарелку винегрет. — До них этой гадости не было. А они стали расплачиваться ею с чернорабочими. Специально подсадить всех людей на неё хотели, но не вышло. Коварные, да?

— Мальчики, давайте не будем говорить о грифах, — Людмила поморщила нос. — Я боюсь их до ужаса.

— А разве у тебя в начальстве нет ни одного грифа? — удивился Леонид.

— Есть, конечно, но они в верхах. Все мои прямые начальники — люди. Хотя в конце квартала прилетает один, с порванным правым крылом, вроде замдиректора, но с простым людом вроде нас не общается. Ну и слава богу, обойдусь без такой радости.

— А чего их бояться? — сказал Кирилл. — Большинство из них нормальные, можно запросто разговаривать. Есть, конечно, психанутые, но таких и сами грифы не любят. Вот у нас в конторе грифов целая куча, на все цвета радуги. Не проходит и трёх дней без совещания у кого-нибудь из них. И ничего, жив-здоров.

— Ну, Кирюха, железный ты человечище, — Алексей заговорил так громко и внезапно, что Леонид вздрогнул. — Мне от этих тварей тоже не по себе.

Кирилл презрительно улыбнулся:

— Да всё их могущество в прошлом. Лет тридцать назад они, наверное, сами себе казались богами, а сейчас всё у них прогнило. Думаю, им недолго осталось, скоро люди поднимутся и запросто их сбросят. Вот на днях…

— Мальчики, ну я же просила! — взмолилась Людмила.

— Люда, ну дай дорассказать человеку, — сказал Леонид, допивая остатки водки.

— На днях вечерком, когда рабочее время кончилось, заходит ко мне один такой — я с ним всего пару раз общался, он работал на одного из наших контрагентов, складом заведовал. Колоритная тварюга: клюв кривой, вместо правого глаза — пустое место, говорит с шипением…

— Ля-ля-ля, я не слышу ничего, — Людмила приложила ладони к ушам. Кирилл продолжил:

— Я спрашиваю — чего надо? А сам сразу понял, что он что-то мутное хочет затеять, весь вид об этом говорит. Постоянно воровато оглядывается, крылья сложил, на большую курицу похож. И шепотком таким мне говорит — есть хорошее дело. Короче, он предложил мне устроить бухгалтерскую махинацию с большой партией стройматериалов, которые они должны нам поставить. Чтобы по бумагам всё было чисто, а сам товар толкнуть налево и прибыль напополам. «Со своей стороны я всё устрою, не волнуйся, у меня всё схвачено», — говорит. А я смотрю на него, и вот не вызывает он у меня доверия. Явно болен чем-то серьёзным: голос стал ещё более шипящим, а когда клюв открывает, видно, что на языке у него какие-то серые нарывы, и дыхание у него тяжкое, с гнильцой. Меня взяло отвращение, и я твёрдо ответил, что ничем подобным заниматься не буду, а если он ещё раз подойдёт, то сообщу его руководству. Его мигом из комнаты выдуло.

— М-да, — неопределённо замычал Алексей. Он встал, откупорил новую бутылку взамен опустевшей и стал наполнять рюмки.

— Вот такие они, ваши ужасные грифы, — подытожил Кирилл, откинувшись на спинку стула. — Поверьте моему слову — скоро им конец. Бояться их — себя не уважать. Слышишь, Люда?

— Выпьем за нас, людей! — гаркнул Алексей, вытянув вверх сжатый кулак. — Мы победим!