Никто нигде. Удивительная автобиография аутичной девочки

И вдруг в глаза мне со страницы прыгнуло слово. В первый раз я увидела его – не считая того случая четыре года назад, когда услышала его от отца. «Шизофрению, – прочла я, – не следует смешивать с аутизмом». Сердце мое подпрыгнуло, я задрожала. Быть может, это ответ – или хотя бы указание на то, где искать ответ? И я отправилась за книгой по аутизму.

Листая найденную книгу, я чувствовала и гнев, и узнавание. Повторение чужих слов, неспособность выносить прикосновения, хождение на цыпочках, болезненность звуков, навязчивое вращение и прыжки на месте, раскачивание, повторение одних и тех же действий, это же все обо мне! Голова у меня шла кругом при воспоминаниях о том, какими методами «лечила» меня от всего этого мать. Создание «персонажей» разорвало мою личность, но уберегло от попадания в статистику. Часть меня подчинилась жестокой дрессировке – а другая часть спряталась в своем собственном мире и там, нетронутая, провела двадцать шесть лет.

Мне хотелось понять раз и навсегда, почему же я «такая». Я решила отнести свою книгу детскому психиатру: пусть он ее прочтет и объяснит, что со мной. В обеденный перерыв я спросила, где у нас в больнице отделение детской психиатрии. Мне объяснили, куда идти: я нашла дверь с соответствующей табличкой и постучала.

– Я написала книгу, – сказала я врачу, сидящему за столом в кабинете. – Хочу, чтобы вы ее прочли и объяснили, почему я такая, как есть.

Психиатр, немало удивленный, поинтересовался, о чем моя книга. Я рассказала, как меня всю жизнь называли «дурой», «сумасшедшей», «ненормальной», «трудным ребенком» или просто «странной», упомянула и о замечании отца, что в детстве у меня подозревали аутизм.

– Что ж, свою книгу вы представляете вполне по-аутичному, – заметил он. Затем спросил, почему я принесла книгу именно ему. Я объяснила, что просто нашла кабинет с табличкой «детский психиатр» на двери.

Вскоре этот доктор со мной связался. Книга его очень заинтересовала; он хотел показать ее специалистам по аутизму. Он просил у меня разрешения разослать ее нескольким людям. До сих пор мне не приходило в голову публиковать свою книгу; я испугалась. Он привел такой аргумент: многие дети пережили то же, что и я, и моя книга может быть важна для того, чтобы их понять. Мне хотелось ее сжечь. Я написала ее для себя – просто для того, чтобы перечитать, увидеть разом всю свою жизнь и осознать, что эта жизнь принадлежит мне. И еще мне хотелось знать, почему же все это произошло: хотя я и нашла многие ответы, но настоящей, главной причины так и не понимала.

Отзывы специалистов очень меня поддержали. Судя по всему, описанное в моей книге было типично для аутичных детей – хотя, без сомнения, я справлялась со своими проблемами лучше многих и многих из них. Это меня ободрило, и я решилась отослать книгу издателю.

Я по-прежнему боялась засыпать. Сознание мое продолжало напряженно работать и во сне: в мире снов и я сама, и мои «персонажи» выходили из укрытий – и то, что я там видела, порой было почти невыносимо.

Я спала и видела себя на пустом чердаке. Мимо меня по голому полу пробежала мышь, за ней еще одна. Я сидела спокойно, делая вид, что их не замечаю. Пытаясь не сознавать того, что вижу. Появился какой-то человек: он хотел их убить.

– Не надо! – закричала я вдруг. – Не убивайте их! Это же не мыши,

– сказала я наконец, – это котята! – И взмолилась: – Пожалуйста, давайте их покормим!

Он открыл шкаф, и оттуда посыпались банки консервов для животных. Я открыла одну банку и подозвала котят. Незнакомец хотел их потрогать.

– Не надо! – вскричала я. – Если до них дотронуться, они умрут!

Котята стали есть – и начали расти. У меня разрывалось сердце.

Что будет с ними, когда я уйду и некому будет накормить их еще раз? – думала я. Может быть, лучше совсем не есть, чем один раз получить еду, а потом навсегда ее лишиться? Я сидела на полу рядом с котятами, а незнакомец молча смотрел на меня.

– Вы не знаете, – проговорила я тихо, почти шепотом, – но ведь их здесь гораздо больше! Их семеро.

Я проснулась в холодном поту и, вскочив, начала ходить по комнате. Книга освободила слова – а теперь и смысл их стал для меня ясен. Я плакала, раскачивалась взад-вперед и повторяла себе, что все хорошо. Все нормально. Это нормально – быть собой.

Я вышла, купила банку кошачьих консервов и поставила их на тумбочку у кровати. Настоящей кошки у меня не было – но пусть это будет символ, решила я. Символ того, что я всегда готова накормить «котят», представляющих меня саму, всегда готова о них позаботиться. Пусть эта связь с самой собой существует и в «их мире», а не только в моем.

Однажды, много лет назад, я нашла котенка в мусорном баке. Я принесла его домой; но он был чем-то болен, я не знала, как за ним ухаживать и чем лечить, так что он скоро умер. Теперь для меня настало время вновь заглянуть в тот мусорный бак.

Я смотрела на банку кошачьих консервов в свете настольной лампы, пока не погрузилась в сон. В этом сне я была подростком-